Повседневная логика счастья
Шрифт:
– «Год, когда Бомбей стал Мумбаем». Думаю, это будет вам инте…
– Нет, – отрезал он.
– Я даже не успела сказать, что это за книга.
– Нет.
– Но почему?
– Признайтесь, вы ведь заговорили об этой книжке потому, что знаете о моем индийском происхождении и решили, что я непременно на нее клюну. Так?
Амелия мысленно обрушила на голову Эй Джею его ископаемый компьютер.
– Я упомянула о ней потому, что вы сказали, что любите рассказы! А это единственный сборник рассказов в моем каталоге. К тому же, – соврала она, – совершенно восхитительный от начала
Она встала. В голове стучали отбойные молотки. Пожалуй, следует меньше пить, подумала она. Стуку молотков в голове вторили удары сердца.
– Хотите знать мое мнение?
– Не особенно, – отозвался Эй Джей. – Сколько вам, двадцать пять?
– Мистер Фикри! У вас прекрасный магазин, но, если вы и дальше будете находиться в плену своих, своих… – В детстве Амелия заикалась, и при сильном волнении с ней всякий раз случалась та же неприятность. Она прочистила горло и выпалила: – В плену своих косных убеждений, никакого «Острова» больше не будет. – Она положила на стол «Цветок запоздалый» и зимний каталог, перешагнула через рассыпанные на полу книги и покинула магазин.
До ближайшего парома оставалось больше часа, и Амелия решила прогуляться по городу. Бронзовая табличка у входа в отделение Банка Америки напоминала о том, что некогда в этом здании находилась гостиница «Элис», в которой однажды летом останавливался Герман Мелвилл. Амелия достала телефон и сделала селфи на фоне таблички. Да, Элис – приятное местечко, но она сильно сомневалась, что в ближайшее время у нее появится повод сюда вернуться.
Телефон она убирать не стала и отправила сообщение шефу в Нью-Йорк:
«Похоже, заказов от «Острова» не будет». [Грустный смайлик]
Шеф ответил тут же:
«Не переживай. Заказчик не крупный, основные закупки обычно делает ближе к лету, когда ждет туристов. Владелец магазина со странностями, но весенне-летний каталог Харви ему продавал получше. Так что у тебя все впереди».
В шесть часов Эй Джей сказал Молли Клок, что она может идти домой.
– Ну и как тебе Манро? – спросил он.
– Почему сегодня все ко мне с этим пристают? – недовольно пробурчала девочка. Кроме Амелии, к ней никто не приставал, но Молли нравились преувеличения.
– Наверное, потому, что ты читаешь ее книгу.
Молли закатила глаза:
– Ну ладно. Персонажи у нее какие-то, не знаю, слишком человечные, что ли.
– По-моему, в этом-то все и дело, – сказал Эй Джей.
– Не знаю. Старые рассказы нравились мне больше. Ну, я пошла, до понедельника.
С Молли надо что-то делать, подумал Эй Джей, вешая на дверь табличку «ЗАКРЫТО». Книги она любит, но продает их из рук вон плохо. Правда, она работает неполный день, а возьмешь кого-то другого, его еще учить и учить… К тому же Молли не ворует книжки. И потом, раз уж Ник наняла не слишком приветливую мисс Клок, значит, что-то она в ней нашла. Ну ничего, может, к лету он соберется с духом и все-таки уволит Молли.
Эй Джей выпроводил последних посетителей (студентов-химиков, которые с четырех часов торчали у прилавка с прессой, но так ничего и не купили; похоже, в придачу один из них засорил унитаз в туалете) и сел подсчитывать выручку, что всегда наводило на него смертную тоску. Покончив с этим, Эй Джей поднялся к себе домой, на чердак. Отправив в микроволновку порцию замороженного виндалу и дожидаясь, пока пройдут указанные на упаковке девять минут, он задумался о девушке из «Найтли». Какая-то путешественница во времени, явившаяся из Сиэтла 1990-х: резиновые сапоги, разрисованные якорями, бабушкино платье в цветочек, бесформенный бежевый свитер и волосы по плечи, которые ей наверняка подстригает на кухне ее парень. Или девушка? Нет, все-таки парень, решил Эй Джей. Ему вспомнились фотографии Кортни Лав в ее бытность женой Курта Кобейна. Крупный красный рот сказал: «Никто не посмеет меня обидеть», но в голубых глазах читается: «А ты посмеешь и, скорее всего, так и сделаешь». И он, Эй Джей, довел этот божий одуванчик до слез. Молодец, нечего сказать!
На кухне явственно запахло виндалу, но на таймере оставалось еще семь с половиной минут.
Надо было чем-то себя занять. Желательно физическим трудом, не требующим особых усилий.
Он спустился в подвал и принялся резать канцелярским ножом картонные коробки из-под книг. Разрезал, расправил, сложил. Разрезал, расправил, сложил.
Эй Джея жег стыд за то, как он обошелся с девушкой из «Найтли». Она же не виновата, что он не знал о смерти Харви Родеса. Странно, что ему никто ничего не сказал.
Разрезал, расправил, сложил.
Впрочем, кто-то ведь наверняка говорил. Электронную почту Эй Джей просматривал невнимательно, а к телефону вообще не подходил. Может, его и на похороны звали? Не важно, он все равно бы не пошел. Они с Харви Родесом были едва знакомы. И точка.
Разрезал, расправил, сложил.
Все же… За последние шесть лет они провели вместе много часов. Ни о чем, кроме книг, не говорили. Но разве книги – не самое сокровенное в его жизни?
Разрезал, расправил, сложил.
И так ли уж часто удается встретить человека, вкусы которого совпадают с твоими? Единственный серьезный спор разгорелся у них по поводу Дэвида Фостера Уоллеса. Случилось это вскоре после самоубийства писателя. Эй Джея выводил из себя благоговейный тон посвященных ему посмертных панегириков. Кроме одного приличного (хоть и не слишком глубокого и неоправданно затянутого) романа и нескольких малозначительных эссе, Уоллес ничего не написал.
– «Бесконечная шутка» – шедевр, – говорил Харви.
– «Бесконечная шутка» – испытание на выносливость. Если ты дочитал ее до конца, у тебя нет другого выбора, кроме как сказать, что она тебе понравилась. Иначе придется признать, что ты зря потратил время, – возражал Эй Джей. – Это красиво написанная пустышка, мой друг.
Харви побагровел лицом и навис над столом.
– Ты говоришь так обо всех писателях, которые родились в одно десятилетие с тобой!
Разрезал, расправил, сложил.
К тому времени, когда Эй Джей вернулся на чердак, виндалу почти остыл. Если повторно разогревать его в этом пластике, недолго и рак заработать.