Повседневная жизнь алхимиков в средние века
Шрифт:
Роджер Бэкон приступил к углубленному изучению селитры. [32] Он одним из первых объяснил роль воздуха при горении, подошел к изучению оптических свойств корректирующих стекол и линз; он даже сконструировал телескоп.
Исаак Голланд трудился над изготовлением эмалей и искусственных драгоценных камней.
Василию Валентину приписывают открытие соляной кислоты, изучение свойств сурьмы, разработку способа извлечения меди, содержащейся в пиритах (в частности, в серном колчедане), открытие серного эфира и детонационных свойств
32
Что породило легенду, приписывающую ему изобретение артиллерийского пороха, в действительности известного в Китае задолго до него.
Еще в XV веке Эйк из Зульцбаха высказал предположение о существовании кислорода.
Бесспорно, что изготовление металлических сплавов, которое всегда представляло собой большую трудность, многим обязано деятельности алхимиков. Они немало потрудились также над разработкой способов производства искусственных красок, равно как и керамических изделий.
Можно также утверждать, что Ян ван Эйк, один из первых фламандских художников, своим изобретением особого способа письма масляными красками обязан имевшимся у него алхимическим знаниям.
Ученые могли бы показать на деле, что сегодня в исследовательских ядерных центрах вполне возможно осуществить трансмутацию свинца в золото. Однако помимо того факта, что полученное таким способом золото стоило бы по крайней мере раз в сто дороже натурального, процесс превращения потребовал бы применения источника колоссальной энергии, способной разложить атомную структуру вещества. В связи с этим напрашивается одно замечание: если предположить, что алхимик сумел бы (используя молнию?) осуществить в своей скромной лаборатории подлинную трансмутацию, то он очень скоро оказался бы жертвой смертельной дозы радиации.
И все же, видимо, не следует слишком рано закрывать досье: недавние научные исследования, кажется, доказывают, что вполне возможно успешно осуществлять ядерные трансмутации при помощи ремесленных средств. Но храните благоразумие, когда отважитесь выдвигать подобного рода гипотезы! И лишь, разумеется, в порядке некоего курьеза мы сообщаем читателю о следующем забавном разоблачении, сделанном нашим приятелем Жаком Бержье: определенные секретные службы (советские и американские) долго лелеяли надежду открыть — путем систематического исследования алхимических манускриптов и книг — различные экспериментальные приемы, которые могли бы найти применение в ядерной технике!
Алхимики уверяли, что способны совершать и другие подвиги на поприще минерального делания, которые бы дополнили сделанное ими в области трансмутации металлов. Этим, например, могло бы быть изготовление искусственных драгоценных камней. Так, Раймонд Луллий написал королю Англии:
«Вы видели, сир, чудесное превращение, которое я проделал в Лондоне с ртутной водой, пролив ее на кристалл чистейшего диаманта, дабы изготовить по Вашему желанию столбики для дарохранительницы».
Впрочем, подобного рода амбиции с научной точки зрения не представляются чем-то абсурдным: разве в наши дни не нашли способ, прибегая к различным техническим средствам (например, электрическая печь), изготовления — причем рентабельного — некоторых драгоценных камней?
Однако то воздействие на человеческое существо, которого алхимик добивался в своей мрачной лаборатории, еще больше смахивало на всякого рода чудеса. В «Книге о Святой Троице» по этому поводу говорится:
«Философский камень, если положить его на ладонь, становится невидимым. Если же зашить его в тонкое белье и носить это белье, плотно обтягивающим тело, чтобы камень лучше согревался, то можно будет как угодно высоко подняться в воздух. Чтобы спуститься, надо лишь слегка ослабить прилегание белья к телу».
Но, пожалуй, наиболее поразительным свойством философского камня является его предполагаемая способность избавлять адепта не только от болезней, но и от старения, а сверх того — освобождать его от смерти, этого проклятия, неотделимого от всего живого на земле.
В следующей главе мы сделаем обзор чарующих, сказочных надежд алхимиков на одержание полной и окончательной победы над всеми бедами, неразрывно сопряженными с положением человека в этом мире. Попытайтесь прочувствовать эту неизбывную зачарованность подобными надеждами!
Латинское слово adeptus означает: «тот, кто получил», «тот, кто достиг». Чего именно? А не менее и не более как, повторяем, полной победы над собственным физическим несовершенством. Разве адепт не обретал способность чудесным образом заново формировать свое тело, делая его бессмертным, не подверженным более старению? Считалось, что победоносный алхимик достигал (что было наиболее фантастическим и бессмертным упованием мифологизированного воображения) окончательного освобождения человеческого существа от необходимости подчиняться законам материи, пространства и времени.
МЕДИЦИНА — А ЧТО ПОМИМО НЕЕ?
Врачи-алхимики
Среди алхимиков в Средние века встречалось немало профессиональных врачей. Факт, не заключающий в себе ничего удивительного: именно врачи, в силу своей профессиональной деятельности, проявляли особый интерес к алхимии.
Мы уже видели, как средневекового алхимика его работа в лаборатории приводила не только к деланию в области минерального царства, но и к далекоидущим манипуляциям с самим человеком (прежде всего с самим собой) — как с его физической субстанцией, так и с внутренним миром. Кроме того, как гласило предание, философский камень обладал воистину необыкновенными лечебными свойствами (о чем сейчас и пойдет у нас речь). Разве успешная реализация Великого Делания не означала, что адепт должен был обрести способность осуществить наиболее фантастический из медицинских триумфов?
Примечательно, что как алхимические трактаты стали сочиняться на народных, общепонятных языках лишь с конца XIV века, так и врачи в Средние века общались друг с другом на латинском языке. Они обладали также большим практическим опытом, удачно сочетавшимся с их эрудицией. Профессия сводила их с представителями всех социальных слоев, от самого низа до верхов общества; они имели — больше, чем кто-либо другой, — возможность заинтересовать своими алхимическими трудами тех или иных важных господ.