Повседневная жизнь американской семьи
Шрифт:
Из-за привычки американцев тщательно скрывать страдания, демонстрировать лишь удачливость или, по крайней мере, благополучие мне со стороны даже показалось, что, как и многие процессы, развод в Америке происходит легче, чем в других странах. В известной степени так оно и есть. При отсутствии проблем с жильем, бытом — если, конечно, это позволяют доходы — легче принимать решения: поменять дом, организовать переезд, отдать детей под опеку бэби-ситтера. Необремененность тяжелым бытом сказывается и на внешности: разведенные женщины, даже имеющие несколько детей, не перестают заниматься своей внешностью. Часто посещают спортивные клубы, бассейны, пожалуй, даже чаще, чем раньше, ходят в парикмахерские, делают маникюр, массаж.
Помню, какое сильное впечатление произвела
Я представила себе какую-нибудь мою соотечественницу-"разведенку" с четырьмя детьми. Нашлись бы у нее время и силы следить за собой, ходить на свидания (мои новые знакомые встречались до свадьбы целый год) да и просто думать о возможности повторного брака?
Позже, у них дома, мы долго говорили о разводах. Они рассказывали о том, как непросто было смириться с решением ее мужа и его жены. Бывший муж сказал, что ему надоело быть в рабстве у нее, у детей, и уехал в другой город. А его жена не сказала ничего. Прислала письмо из Мексики, что полюбила другого, что просит у мужа прощения. И на прощание: «Уверена, ты, такой умный и добрый, сумеешь воспитать наших детей лучше, чем я». Однако проблемы на этом не закончились. Гейл стала мальчику и четырем девочкам настоящей матерью, но бывшая супруга Тома категорически отказывается разрешить усыновление детей, и это омрачает новый брак.
— И вообще, — сказала Гейл, — не верьте американцам, что им все так легко дается. Очень часто они притворяются. Но им хорошо известны и горечь разочарования, и боль утраты...
Я убедилась в этом, когда посетила Семейную консультацию в округе Дюпейдж, штат Иллинойс. Это одна из шестнадцати организаций, обслуживающих жителей семи крохотных городков.
Работа консультации организована так. Человек после развода приходит на прием к психологу (работники службы могут позвонить ему и сами, если прослышали о беде). Здесь начинается серия бесед — психологическая помощь клиенту. Выясняется, что ситуации самые разные, но симптомы душевного надрыва очень похожи. О них можно узнать, например, из большого постера, вывешенного в холле:
1. Ощущение потери и утрата самоуважения — это ваша основная реакция на развод.
2. Развод чем-то похож на тяжелую болезнь. И то и другое сопровождается ощущением потери жизни, и в обоих случаях похожие фазы выздоровления.
3. Душевный разрыв произойдет, возможно, не в то же самое время, что развод формальный, а много позже.
4. Вы можете и должны стать другим человеком. Таким, который будет нравиться прежде всего самому себе".
В тот день дежурила психотерапевт Джина Альберти. Я попросила ее разрешить мне присутствовать на приеме. Она извинилась и отказала: врачебная тайна. Вместо этого показала на десяток книг, разбросанных на ее столе: Кристина Робертсон «Правила поведения женщины в разводе»; Ньюмен и Берковиц «Как после развода стать самому себе лучшим другом?»; Сусанна Форвард «Когда женщина любит мужчину, а он ее ненавидит»; Абигейл Трефорд «Сумасшедшее время: как пережить развод». Рядом лежал список — еще десяток книг, выпущенных разными издательствами, в помощь людям во время развода. Я попросила Джину рассказать мне о наиболее типичных проблемах ее клиентов.
— Конечно, я понимаю, — добавила я, — что случаи эти самые разные...
— Да нет, — заметила она. — Разнообразие несчастий не так уж велико. Знаете, я в университете посещала некоторое время
Я вспомнила вереницу своих московских знакомых после развода. Не догадаться об их драме было невозможно. Бледные до синевы лица, опущенные плечи, неуверенные движения, в глазах тоска...
— Вот-вот, — подхватила Джина. — Вы это знаете. Ну, у американки, может быть, не так откровенно выражены ее страдания. Все-таки в нашей культуре принято несчастье скрывать. И очень часто, даже придя ко мне на прием, клиентка долго ходит вокруг того, что ее действительно волнует. Говорит, что развод не имеет для нее большого значения, что она рада свободе. Увы, если только рядом с ней нет другого, любимого человека, то чаще всего это лицемерие, и не обязательно осознанное.
Я все-таки прошу ее вспомнить какой-нибудь недавний пример.
— Ну вот, например, приходит ко мне на прошлой неделе клиентка П. Говорит, что месяц назад у нее был развод, что она была огорчена, но теперь уже справилась, все в полном порядке. Она только хочет посоветоваться, как заставить себя утром встать и заняться делами: на это совершенно нет воли. К середине беседы она наконец раскрывается. Вытаскивает из глубины своей души все загнанные туда чувства — разочарование, унижение, страх перед будущим, тревогу за детей — словом, всю свою боль. Она стесняется этой боли, ей кажется, что это проявление слабости. Я открываю вот эту книжку — «О смерти и умирании» Элизабет Кивлер-Росс. Это не о смерти — о состоянии после развода, которое для многих сродни процессу умирания. У этого процесса есть свои стадии: неверие в то, что супруг бесповоротно намерен развестись; депрессия (потерянность, одиночество, унижение, беспомощность, чувство вины); гнев (агрессия направлена на супруга); осознание нового положения (внимание от прошлого переключается на настоящее, сознание готово смириться с ним); окончательный разрыв с прошлым, концентрация сил для новой жизни.
Мою клиентку эта информация поражает: значит, такое происходит часто, значит, ее случай не уникальный? Теперь она хочет как можно быстрее все это забыть и выздороветь. Приходится объяснять, что «быстрей» не получится. Требуется время, не меньше года. Пока надо дать место скорби. Не гнать, не перешагивать через нее — просто переживать. Самая частая ошибка именно эта: страдающий человек рвется побыстрее забыть о своем несчастье. Стремится прямо сейчас на тлеющем, так сказать, пепелище своего сгоревшего дома без промедления построить дом новый. То есть сразу же обрести покой и радость. Увы, это невозможно. Нельзя насиловать свой эмоциональный мир. Иначе в нем наступят необратимые изменения. Ранам надо дать время зажить. Но одновременно потихоньку собирать свои силы, произвести ревизию всех своих знаний, умений, способностей.
Моя клиентка П. не работает. Она когда-то окончила двухгодичный колледж, пару лет была кассиром на вокзале. Но сейчас на мой вопрос: «Что вы умеете делать?» — отвечает: «Ничего». Но это не так: она хорошо готовит, шьет, она любит детей. Значит, как минимум способна работать поваром, или швеей, или быть бэбиситтером. Если немножко потренируется, она сможет вернуть и свою профессию — пойти работать кассиром.
У П. есть и другие проблемы. Например, что сказать детям? Пока они знают, что папа уехал в командировку. А что делать дальше? Он уже звонил, предупреждал, что хотел бы встретиться с детьми. Она этого не хочет и боится. Она намерена в ближайшем будущем сказать им, что папа их бросил, что он их больше не любит, что они должны его забыть. И это — самая распространенная реакция брошенной женщины. И самая разрушительная. Стоило огромных усилий убедить ее, что у детей при самых разных обстоятельствах должно быть два родителя. Что, если она реализует свой план, она лишит детей чувства цельности бытия, поколеблет их ощущение защищенности.