Повседневная жизнь американской семьи
Шрифт:
Какие же качества необходимо привить ребенку — подростку — юноше, чтобы выжить в этой тяжелейшей конкурентной борьбе? Приведу их в том порядке, как это делает М. Лернер: «находчивость, трудолюбие, легкость в общении, умение адаптироваться, целеустремленность, сообразительность, самостоятельность».
Однако из всех качеств, которые американцы стремятся привить своим детям, Макс Лернер выделяет главное — «умение выгодно продать свои способности и постоянный напор предприимчивости».
Сделаю небольшое отступление. Один мой друг, ставший для меня, так сказать, поводырем в джунглях американской жизни, наставлял меня так: «Во-первых, научись выгодно продавать свои умения, знания. Во-вторых, будь
С раннего возраста родители приучают школьника самостоятельно зарабатывать деньги. В книге Барбары де Анджелис «Секреты о мужчинах», переведенной на русский, я прочла: «Вы, конечно, знаете этот тип мальчика: он охотно косит лужайку у своего дома, чтобы заработать законный рубль» — я улыбнулась. Переводчику не пришло в голову, что для российского читателя этот пассаж звучит очень странно. Как это, делать какую-то работу по дому — своему и своих родителей дому! — за деньги? Дикость. Но для американца не дикость, а норма. Сколько раз наблюдала я такие картинки. Девочка убирает родительскую спальню за деньги. Мальчик моет машину отца. Племянница приходит на пару часов понянчить ребенка родной тетки. Обе стороны предварительно договариваются об оплате. В разговорах со взрослыми я несколько раз высказывала сомнения, а не разрушает ли этот обмен «услуга — деньги» естественное бескорыстие родственных отношений? Но чаще всего встречала непонимание: труд есть труд, он должен вознаграждаться, где тут проблема?
А уже в тринадцать-четырнадцать лет школьник совершенно официально поступает на работу, где он занят несколько часов в день. Чаще всего это официант в кафе или продавец в Макдональдсе, посудомойка в ресторане или мойщик машин на бензоколонке, помощник в библиотеке или консультант в компьютерном зале.
Вряд ли я только что сообщила читателю что-нибудь новое. О раннем приобщении детей Америки к самостоятельному труду мы читали много. Отсюда, из Москвы, мне и моим друзьям это всегда казалось величайшим завоеванием американской семейной педагогики: ведь подросток рано учится зарабатывать деньги, а значит, понимать им цену, беречь каждую копейку или, наоборот, тратить ее с умом. Однако, приехав в Америку, я увидела, что все не так бесспорно. Вопреки моему восторгу родители вовсе не были уверены, что ранний труд — благо. Да, возможность самому зарабатывать деньги дает молодому человеку ощущение большей уверенности. Но ведь часы, проведенные на работе, — это время, отнятое у чтения, учебы, общения с друзьями. А учителя жаловались, что дети, уставшие от вечерней работы, на уроках спят. Последнее, между прочим, мне приходилось наблюдать много раз, не в школе, правда, а в университете, где студенты поголовно все работают, а на лекциях то и дело смежают веки.
Есть и другие, побочные, последствия финансовой автономии. Собственные деньги очень рано дают подростку ощущение психологической независимости от семьи. Он сам принимает решения, не советуясь со старшими. А опыта-то нету. И опасность связаться с наркоманами, а то и с уголовными бандами подстерегает его за каждым углом. Но все это, конечно, крайности. Нормальный же американский подросток все-таки потратит деньги скорее на хороший велосипед или старенькую машину. Часто он откладывает их в счет будущей учебы в колледже или университете. Чтобы сократить расходы родителей на свою учебу или уменьшить кредит, который он возьмет в банке для оплаты учебы.
Когда же наступает время поступления в высшее учебное заведение, тут семейная подготовка к самостоятельной жизни достигает своего пика. Завершающим аккордом этой подготовки станут проводы сына или дочери в края далекие от родного дома.
...В западном американском штате Вашингтон, в его столице Сиэтле ко мне после выступления перед студентами подошли две девочки. Они спросили, как мне удается адаптироваться к американской культуре, а когда я честно ответила, что с трудом, понимающе закивали.
— О, нам тоже очень трудно, — печально сказала одна из них. — Мы же не с этого побережья, а с восточного. Город Бостон, слыхали?
О Бостоне я не только, разумеется, слышала, но и была там несколько раз. Кроме различных архитектурных стилей да еще небольших отличий в произношении особой разницы между ним и Сиэтлом я не почувствовала.
— Ой, ну что вы, это же совершенно другой мир, — наперебой стали меня уверять девочки. — Привычки другие, отношения другие. То, что у нас норма, здесь считается не очень приличным. У нас люди ведут себя свободнее, здесь — масса условностей. В общем, тоскливо нам тут. Очень скучаем. Но съездить домой удается нечасто — денег на самолет не хватает.
— А почему вы так далеко вообще забрались? Ведь в Бостоне и его окрестностях несколько десятков университетов.
И тут одна из девочек отвечает мне загадочной фразой:
— Потому что там наша родня.
Я решила, что недостаточно хорошо знаю английский (она сказала «folks»), и потому я переспросила, кого она имеет в виду.
— Там мама, папа, двое братишек, бабушка.
— Так почему же ты приехала сюда, если они там?
— Чтобы быть подальше от них.
— У тебя с ними плохие отношения?
— Нет, мы очень любим друг друга.
Понадобилось некоторое время, чтобы я поняла, что никакого парадокса здесь нет. Это обычная семейная традиция. Как только дети подрастают, они уезжают из родительского дома, чем дальше, тем лучше. Они должны научиться жить самостоятельно, без родительской опеки. Должны один на один встречаться с трудностями и уметь их преодолевать. Должны сами зарабатывать на жизнь и лишь в чрезвычайных обстоятельствах обращаться за помощью. Впрочем, и в этом случае они совсем не обязательно получат эту помощь. Родители могут отказать из педагогических соображений.
В доме Стива Блютта, профессора Восточного Вашингтонского университета, я поселилась потому, что на весь огромный двухэтажный дом приходилось всего двое постоянных жильцов — сам Стив и его жена. Я удивилась, узнав, что их единственная дочь, студентка того же университета, живет отдельно: вместе с подругой снимает квартиру недалеко от студенческого кампуса. От дома Блюттов до университета 15-20 минут на авто, дочке машину они купили еще три года назад. Тогда почему она не живет дома? Впрочем, после разговора со студентками из Бостона я быстрее поняла объяснения Стива и его жены. Дочери уже 19 лет, она должна научиться жить одна, иначе период вступления во взрослую жизнь затянется. А это грозит поздним социальным развитием, инфантилизмом.
Однажды вечером я со своего второго этажа услышала взволнованный и довольно резкий разговор внизу, в гостиной. Дочь о чем-то просила отца и мать. Те твердо ей отказывали.
Когда девушка ушла, взволнованные родители поделились со мной переживаниями. С тех пор как она переехала, они дают ей ежемесячно немного денег — на еду и учебники. А за квартиру они с подругой платят сами, из зарплаты, которую получают в ресторане: вечерами подрабатывают официантками. Но сегодня утром хозяйка квартиры подняла плату. И дочка приехала к родителям за помощью. Повторяю, эта дочь единственная и очень любимая. Тем не менее денег ей не дали. Почему?