Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке

Григорьев Борис Николаевич

Об уровне «дипломатического» мышления Александра III свидетельствует следующий эпизод из дневника Ламздорфа. После заключения русско-французской военной конвенции, заложившей основы «сердечного согласия» России с Францией, министр иностранных дел Николай Карлович Гирс (1881–1895) имел беседу с государем и вынес из неё мнение о полной уверенности Александра в том, что теперь он разделается с Германией, станет властителем мира, а Балканский полуостров окажется у него в кармане. «Его Величество молол такой вздор и проявлял столь дикие инстинкты, что оставалось лишь терпеливо слушать, пока он кончит», — пишет граф.

— Что же выиграем мы, если, поддержав Францию, поможем ей разгромить Германию? — осмелился спросить государя Гирс.

— Как что? — вскричал Александр III. — А именно то, что Германии не станет, и она распадётся, как и прежде, на мелкие и слабые государства.

Александр III, видимо, забыл, что объединение Германии только что произошло именно при активной поддержке России, его венценосного деда Николая I, отца Александра II и усилиями всей русской дипломатии во главе с А. М. Горчаковым.

Скромного и деликатного Гирса члены императорской семьи «подставляли» не один раз, но он терпеливо сносил все обиды. В самый разгар русско-английского конфликта из-за Афганистана в 1885 году, когда дело шло к войне, великий князь Сергей Александрович (1857–1905), гостивший в Дармштадте, переслал брату важное письмо королевы Виктории (1819–1901), гостившей там же, но Александр III оставил своего министра иностранных дел в полном неведении относительно его содержания.

Впрочем, даже бессловесный Гирс пытался ловчить перед Александром III. В те дни, когда он являлся к государю с докладом, Гирс давал указание чиновнику, готовившему для императора подборку с вырезками из иностранных газет, не включать в неё такие, которые могли бы вызвать у царя неудовольствие. Отправляясь в Гатчину с верноподданнейшим докладом, министр хотел быть уверенным в хорошем расположении духа Александра III.

Министры иностранных дел или канцлеры России, как и другие министры царя, чаще всего выступали в роли его советников и авторами «всеподданнейших докладов». Известную самостоятельность проявляли А. М. Горчаков, А П. Извольский и в меньшей степени — С. Д. Сазонов. Примечательно, что министры иностранных дел при Александре I и Николае I становились канцлерами, то есть главами правительства, хотя на самом деле таковыми не были. При Александре III и Николае II создалось странное положение, при котором председатели Совета министров вообще были «отлучены» от внешнеполитических дел и выполняли в этом отношении чисто символическую роль. За редким исключением С. Ю. Витте (1849–1915), П. А. Столыпину (1862–1911) или В. Н. Коковцову (1853–1943) удавалось приобщиться к тому или иному дипломатическому делу, но в целом большая дипломатия была всецело отдана на откуп императорам и их министрам иностранных дел.

Если при Николае I и Александре II основной упор во внешней политике делался на «дружбу» с Пруссией и Австрией, и руководящее звено Министерства иностранных дел подбиралось из числа дипломатов, имевших опыт работы в Вене или Берлине, то при Александре III и частично при Николае II повелось назначать министрами иностранных дел послов, служивших при Копенгагенском дворе. Это была дань уважения к императрице Марии Фёдоровне, бывшей датской принцессе Дагмар. Должность посла при её отце Кристиане IX считалась важной и почётной, и из Копенгагена вёл прямой путь в министерское кресло. Так, к примеру, стали главами иностранного ведомства России бывшие послы России в Дании М. Н. Муравьёв (1896–1900) и А. П. Извольский (1906–1909).

Нередко министр определялся царём в качестве управляющего министерством,то есть временно исполняющим обязанности, и только по истечении некоторого времени следовал высочайший указ о его назначении действительным министром. При назначении князя А. Б. Лобанова-Ростовского (1824–1896) произошёл бюрократический казус: его определили управляющим министерства, но при этом царь-государь забыл уволить с поста старого управляющего Н. П. Шишкина (1830–1912). Обиженный князь, прямой потомок Рюрика, какое-то время вовсе перестал появляться в здании Министерства иностранных дел. Сложилась парадоксальная ситуация: нового управляющего не было на месте, старый уже не был главой ведомства и не мог подписывать никаких документов, а назначить Шишкина товарищем (заместителем) Лобанова-Ростовского Николай II также забыл. Ситуация нормализовалась лишь после того, как Шишкина сделали заместителем Лобанова-Ростовского, а последнего высочайшим указом назначили, наконец, полноправным министром.

Министерство иностранных дел России было не только собственной канцелярией царского двора. Очень часто министрам иностранных дел приходилось улаживать деликатные личные дела императорской фамилии, и они считали это за большую честь. Так, Н. К. Гирc вместе с министром двора графом И. И. Воронцовым-Дашковым (1837–1916) решал щекотливый вопрос о размере гонорара и вознаграждении известному массажисту Мецгеру, приезжавшему в Россию «пользовать» императрицу Марию Фёдоровну. Гирc рекомендовал Воронцову быть щедрым, если предварительного контракта с Мецгером заключено не было. Воронцов выплатил массажисту 30 тысяч рублей и «повесил» ему ленту ордена Святого Станислава, а его жене подарил браслет. Мецгер был вне себя от счастья, а Гирc потом ворчал:

— А у нас, как всегда, пересолили!

Государыня Мария Фёдоровна отнеслась сначала к услугам Мецгера с опаской — ведь массажист должен был касаться руками её священного императорского тела!

— Это ведь очень неприятно, если он будет невежлив, — говорила она Гирсу способствовавшему по своим дипломатическим каналам приезду в Петербург пользователя.

Гирс успокоил императрицу и заверил, что Мецгер не посмеет быть невежливым. Кроме того, Марию Фёдоровну, вероятно, «вдохновили» слова Мецгера, сказанные им по этому же поводу австрийской императрице:

— Государыня, оставьте вашу корону дома, когда вы ко мне приходите лечиться.

«Что бы сказали наши нигилисты, если бы узнали, что в то самое время, когда масса народу умирает в России из-за полной пустоты в желудке, нашли возможным вознаградить огромной суммой немца, приехавшего массировать живот, страдающий от того, что слишком хорошо и слишком часто наполняется», — записал в свой дневник граф Ламздорф.

Поручения в миссии и посольства относительно членов императорской семьи шли из Министерства двора через Министерство иностранных дел, централизованно, но не всегда эти поручения согласовывались между членами императорской фамилии. Консул в Ницце О. П. Патон в смятении сообщал товарищу министра Влангали о трудностях, испытываемых им при выполнении «приказаний», поступивших от двух членов императорской фамилии — великого князя Николая Николаевича и вюртембергской королевы Ольги Николаевны. Оба они попросили нанять дом в Сан-Ремо, но когда королева узнала, что Николай Николаевич собирался жить в Сан-Ремо с побочным своим семейством, то она попросила Оскара Петровича «избавить её от такого соседства». Как Влангали «разруливал» этот инцидент, нам не известно.

Вот ещё один образчик такого поручения 2-го департамента МВД от 30 декабря 1906 года послу в Лондоне графу А. К Бенкендорфу:

«Милостивый Государь, граф Александр Константинович,

Г. Министр Императорскаго Двора уведомил, что определением Святейшего Синода, на основании Учреждения о Императорской Фамилии, Высочайше утверждённом 15 ноября с. г., брак Его Императорскаго Высочества Князя Георгия Максимилиановича Рома-новскаго, Герцога Лейхтенбергскаго, с Ея Императорским Высочеством Княгинею Анастасией Николаевною Романовскою, Герцогинею Лейхтенбергскою, расторгнут.