Повседневная жизнь французов во времена религиозных войн
Шрифт:
Кто становится протестантом?
Обращение пастыря часто являлось причиной обращения членов его паствы. Обращение таких знатных сеньоров, как Колиньи, герцог Бульонский, Бурбоны старшей ветви, стало примером для многих Дворян и позволило организовать новые церкви. Примечательный во всех отношениях случай, произошедший в Шартре, городе, куда издавна стекались паломники поклониться Святой Деве, проливает свет на тогдашние конфессиональные демарши. Дочь короля Людовика XII Рене Французская — герцогиня Феррарская и Шартрская специально прибыла в столицу своего герцогства, население которого никогда не было склонно к протестантизму, чтобы поддержать призвавших ее на помощь сторонников Реформации. Во время проповеди приглашенного общиной пастора какой-то крестьянин из Мезьер-ан-Дуэ перебил оратора, выкрикнув: «Ты солгал, все, что ты говоришь, — ложь!» Удивленная герцогиня вызвала к себе виновника происшествия и спросила, почему он обвинил
В том же Шартре епископ Шарль Гийард был заподозрен папой в ереси, и в 1563 году папа внес его в список французских прелатов, приравненных к еретикам. Городской летописец каноник Суше сообщает, что, когда епископ пригласил из монастыря Водесерней, где он был настоятелем, монаха прочесть проповедь в соборе на День Всех Святых, «народ» встретил приезжего враждебно, не дал ему закончить проповедь, а епископа вынудил отказаться от занимаемого им поста и удалиться в свои земли. По словам каноника-летописца, население Шартра обладало «чувствительным ухом», и, видимо, поэтому протестантизм в этом городе был развит слабо.
Поведение населения провинциальных городов являлось своеобразным барометром, стрелка которого склонялась в ту или иную сторону в зависимости от специфики каждого города. Так, в провинции Руэрг, в городах Мийо и Вильфранш жители перешли на сторону Реформации, в то время как Родез, где находилась резиденция епископа, остался католическим. Проживание здесь епископа было не единственной причиной верности жителей римско-католической церкви, в этом городе проповедники были поддержаны доминиканцами, в то время как в двух выше упомянутых городах приверженцев новой веры поддержали кордельеры и августинцы, что, похоже, и повлияло на умонастроение населения. Монахов орденов кордельеров и августинцев часто — и не всегда безосновательно — обвиняли в приверженности новым веяниям.
В Лимузене сохранению католической религии способствовал общинный феномен. В этой провинции было множество мелких коммун, состоявших из нескольких дюжин человек. Они устраивали шествия, молились, выстаивали торжественные мессы, заказывали заупокойные молитвы, трудились во спасение души и сокращение срока пребывания в чистилище, словом, исполняли все, что обычно исполняют священники, только не раздавали Святые Дары и не исповедовали. Чтобы стать своим среди этих людей, надо было родиться и креститься в этом приходе. Элитой маленьких мирков обычно были младшие отпрыски знатных семейств, не имевшие ни шансов на выгодную женитьбу, ни материальной независимости, а потому продолжавшие жить в большой семье. В городе общинный феномен затрагивал прежде всего сыновей ремесленников, торговцев, низших судейских чинов, которые повышали свой социальный статус благодаря своему благочестию. В обмен на оказанные услуги общины наделяли этих людей рентами, и те могли вести вполне сносную жизнь.
Важной составной частью в системе воззрений на загробный мир было чистилище. Отрицание чистилища, проповедуемое протестантами, могло привести к поистине катастрофическим социальным последствиям, потрясти устои множества семей. Но когда под влиянием реформ, принятых на Тридентском соборе, в XVII и XVIII веках католическая церковь начала делать акцент на личное спасение и постепенно расставаться с моделью, отдававшей предпочтение коллективным структурам, общинное движение стало затухать. На смену ему пришел новый феномен социальной истории Лимузена и Руэрга: эмиграция младших сыновей.
В западной части Центрального региона Франции сторонники Реформации столкнулись с препятствиями как религиозного, так и общественного характера. Между тем в других местах, в Мийо и Вильфранше, все городское население во главе с нотаблями перешло на сторону протестантов. В Мийо кальвинисты заняли дипломатические и стратегические посты. Изгнанные в 1563 году из храмов, они проповедовали под открытым небом, на площадях и сумели убедить людей в истинности своей веры. Так как именно протестанты следили за поддержанием порядка в городе, им удалось добиться благожелательного нейтралитета меньшинства населения, сохранившего приверженность католической вере. Начиная с 1563 года протестантские институты, консистория и консулат (муниципалитет, пребывавший в руках протестантов) функционировали как нормальные городские власти. Слияние муниципальных властей нашло отражение в декларации от 3 июня 1563 года, в которой консулы, советники и еще восемьсот человек просили короля предоставить им помещение, необходимое для проведения собраний. Они утверждали, что с 18 марта в городе их нет ни одного человека, кто бы не перешел на сторону Евангельской церкви. Тридцать два нотабля и одиннадцать бывших священников утверждали, что никто в городе не требовал продолжать служить мессы. Четвертая часть населения покинула Мийо и, как следствие, оставшиеся в городе
Действительно, союз дворянства с нотаблями часто являлся главной причиной захвата власти в городе кальвинистами.
Роль дворян-протестантов в период Религиозных войн
Дворяне, поддержавшие реформатов, никогда не были предметом всестороннего исследования. Историки упоминают о них исключительно в контексте событий, их роль оценивается с позиций поднятой исследователями проблематики. Изученный ранее автором косвенный источник, а именно регистры ордена Святого Михаила, выявил разницу между дворянами-роялистами и дворянами-лигистами; аналогичных документов, позволяющих произвести дифференциальный анализ протестантского дворянства, на сегодняшний день нет. Как следствие, приходится опираться на редкие источники, дающие сведения в основном о провинциях. Согласно данным Жанин Гаррисон, среди дворян Керси примерно 36% склонялись к учению реформатов, хотя, как указывает та же исследовательница, значительно больший процент дворян-протестантов отмечен в Сентонже, Гаскони, Жеводане, Лангедоке и Верхнем Провансе. В Нижней Нормандии среди дворян также немало протестантов: в избирательном округе Бай они оставляли 40%. Высокий процент сторонников реформированной церкви среди дворян характерен не для всей Франции. Из дворянских домов Лимузена только двадцать один поддержали Реформацию, что составляет всего 13%. Примерно такой же процент дают бальяжи и сенешальства Вандома, Шато-дю-Луар и Этампа. Во многом показатели зависят от местности (городской или сельской), где проводились подсчеты. В Босе 26% дворян, считая тех, что жили в деревнях, перешли на сторону протестантов, что весьма существенно. Но если взять всех владельцев фьефов (в том числе живущих в городе и постоянно проживающих за пределами провинции), процент протестантов опустится до 12, то есть уменьшится вдвое.
В провинции, в Лимузене, к примеру, среди титулованного дворянства протестантов было значительно больше (один виконт из двух, четыре барона из семи). Более всего дворян, ставших на сторону реформатов, оказалось сконцентрировано в шестнадцати общинах виконтства Лиможского и в четырнадцати пограничных с ним общинах.
Можно привести еще ряд примеров, подтверждающих создание своеобразных заповедных территорий, где полностью воцарилась новая религия. В Босе большая часть протестантских семейств проживала в двух регионах, в частности, по обеим сторонам дороги Париж-Орлеан и в Дюнуа (округ Шатоден), где процент дворян-протестантов приближался к 40%.
В Мене, провинции, практически не затронутой новыми религиозными веяниями, можно было наблюдать аналогичные явления: 35% дворян-протестантов проживали по берегам Соны и на примыкающих к ним землях. Сильное влияние протестантов было в области, расположенной к юго-востоку от Алансона, 8% дворян-протестантов насчитывал округ Верхнего Мена. Мы располагаем данными опроса значительной части Леманского диоцеза, проведенного в 1577 году местным епископом. В каждой общине прелат просил переписать имена дворян и указать их вероисповедание. И хотя результаты нельзя считать полностью достоверными, так как некоторые священники не сочли нужным ответить, а некоторые, опасаясь лишних хлопот, перечислили только дворян-католиков, они тем не менее вполне показательны: в деканстве Линьер-ла-Карель (к югу от Алансона) дворян-протестантов было 23,52%, а в деканствах Лаваль, Эрне, Лассэ и дю Пассэ, расположенных на севере современного департамента Майенн, всего 0,96%.
Теперь попытаемся ответить на вопрос: могла ли элита, будь то нотабли или дворяне, увлечь за собой массы населения? В ряде случаев, если речь идет например о Мийо или о Ла-Рошели, ответ будет положительный, однако оснований для обобщений пока нет. Историк Марк Венар показал, что в провинции Авиньон не было четкого разделения на два лагеря: в Бом-де-Вениз, Робьоне, Горде сеньоры стали протестантами, а население осталось в лоне католической церкви. Такие влиятельные протестантские коммуны, как Камаре, Севиньян, Мерендоль, Нион и Венсобр, развивались самостоятельно, не прибегая ни к помощи, ни к покровительству сеньоров. Во многих городах юга Франции нотабли не обладали сколько-нибудь значительной властью, единственное, что они могли — это предоставлять приют проповедникам или оказывать мелкие услуги протестантскому населению, как, например, делали нотариусы в Куртезоне (округ Оранж). В этом краю протестанты были в меньшинстве (скорее всего, они составляли не более 20% населения), однако среди членов протестантской общины были и знатные дворяне, и магистраты, и состоятельные ремесленники. Солидарность гугенотских семейств была поистине образцовой, распространялась на всех единоверцев, независимо от их социального положения, и в этом была сила сторонников нового учения.