Повседневная жизнь Калифорнии во времена «Золотой Лихорадки»

Крете Лилиан

«Сидевшие в них устроили настоящую свалку — каждый желал первым перевалиться через борт, потому что речь для них шла о важнейшем деле — надо было успеть нанять прибывших женщин на работу любой ценой… Хозяева публичных заведений не жалели двух или трех тысяч франков в месяц, чтобы первыми показать этих дам за своими стойками, за игорными столами… и в других местах» ⁽⁵⁶⁾.

Прибытие груза свежих грешниц часто анонсировали заранее. Так, корреспондент «Нью-Йорк геральд» в Париже 20 июня 1850 года объявил список парижанок, только что отплывших в Калифорнию. В их числе были м-ль Фризетта, «бывшая актриса Фоли Драматик», м-ль Жюли Мантон, «хорошенькая брюнетка с горящими глазами», г-жа Сара Меркер, «наездница

на ипподроме», м-ль Дина Берне, «самая бесстрашная всадница Булонского леса…» ⁽⁵⁷⁾.

Шикарные заведения Сан-Франциско были богато украшены. Внутреннее убранство, по словам современника, «самое дорогое, самое пышное, пробуждающее сладострастие» ⁽⁵⁸⁾. Всюду белое кружево, красный дамаст, ковры с Востока. «Великолепный» оркестр, шампанское по 10 долларов за бутылку. Иногда «мадам» устраивали вечера, на которые приглашали первых мужчин города. «На турецком или брюссельском ковре кружится какой-нибудь политик с игривой соблазнительной красоткой, к ним присоединяется судья, получающий удовольствие, танцуя с прекрасными грешницами, которых может быть завтра пошлет в исправительный дом» — такова нарисованная дрожащим пером Фрэнка Соула картина этих «вертепов», где «странная женщина» развращала добропорядочного мужчину ⁽⁵⁹⁾.

«Добродетельные женщины, сестры мои, плачьте! Ваш удел чистить кастрюли, стелить постели, натирать паркет, следить за детьми. Заботы грешниц — богатые туалеты, горячие лошади, прогулки в галантных компаниях, французские рестораны». Преподобный Уильям Тейлор полон сострадания к добродетельным калифорнийским женам, не имеющим возможности выйти из дому, оторваться от бесконечной работы по хозяйству, «потому что большинство их не может платить сто долларов в месяц служанке за помощь, и поэтому лишено возможности принимать даже самое малое участие в жизни общества. Добродетель тяжело шагала по улицам, сгибаясь под тяжестью какой-нибудь привычной ноши, тогда как в общественной жизни доминировали взятые напрокат изнеженные проститутки, придававшие своему умирающему огню эфемерный блеск обманчивыми улыбками» ⁽⁶⁰⁾.

Когда преподобный Тейлор встречал на улице одну из этих «потерянных девушек», он как джентльмен, которым и был, снимал шляпу, но одновременно произносил свистящим шепотом, достаточно громким, чтобы она могла слышать: «Позор!»

Некоторые мадам сумели даже прославиться. Таковы были Ирен Маккреди, чей компаньон Джеймс Мак-кейб был совладельцем Эльдорадо — самого роскошного игорного дома Сан-Франциско, Арабелла Рэйан, больше известная как Прекрасная Кора, владелица дома терпимости на Пик-стрит и любовница Чарлза Кора, профессионального игрока и убийцы. У нее клиенты находили самых красивых, самых дорогих и самых «компетентных» девушек ⁽⁶¹⁾.

Такой была и китаянка А Той, самая знаменитая и самая гнусная. Она приехала в Сан-Франциско, вероятно, в 1849 году. Ей тогда было 23 года, она была миниатюрна и красива. Жила поначалу в лачуге на улочке, выходившей к Клей-стрит, в самом центре района, который стал впоследствии Маленьким Китаем, и перед ее дверью каждый вечер выстраивалась длинная очередь. В следующем году эта маленькая проститутка стала бандершей. Она переселилась в более просторный и более комфортабельный дом, взяла пансионерок, а впоследствии занялась торговлей девушками, поставляя их богатым китайским купцам за хорошие деньги. Купленных в Китае по цене от 30 до 90 долларов, их перепродавали в Калифорнии, в зависимости от возраста и красоты по цене от 300 до 3 тысяч долларов ⁽⁶²⁾.

Поиски супруги

«Бог сказал: "Нехорошо человеку одному. Нужно, чтобы я сотворил подходящую ему помощницу"», — напоминает

Тейлор. И Бог ниспослал на человека оцепенение, а когда тот очнулся, то увидел рядом с собою «самое красивое создание, какое ему когда-либо приходилось встречать, плоть от плоти его, для него одного, любящее и готовое быть любимым…»; и сегодня у Адама в Калифорнии тысячи сыновей, которые «все были бы счастливы заснуть таким же самым сном и отдать два ребра, если это будет необходимо, только бы проснуться в объятиях помощницы» ⁽⁶³⁾.

К Тейлору приходило много молодых людей с просьбой найти для них достойную супругу. Кроме того, он получал многочисленные письма от одиноких золотоискателей. Но он был бессилен удовлетворить эти просьбы, и это его огорчало. Тем более что в восточных штатах число «невостребованных» девушек превышало число холостяков в Калифорнии. Он предлагал «гуманитарным обществам», занимавшимся наймом девушек для работы служанками, распространить свою деятельность на девушек-невест, честных и набожных. «Я думаю, что легко можно было бы создать какой-нибудь фонд солидарности, чтобы предусмотреть дополнительные расходы, вызванные этим новым направлением их деятельности», — пишет он. «Сразу же по прибытии, — продолжает Тейлор, — "очаровательные и добродетельные Марии" были бы вверены заботам уважаемых семейств в ожидании замужества. Им оставалась бы только забота о выборе».

На Востоке некая г-жа Фэрхам думала так же. Только предприятие это показалось подозрительным и провалилось. В 1856 году на общую численность населения в 507067 душ в Калифорнии насчитывалось всего 70 тысяч белых женщин, тогда как численность мужчин в возрасте от 18 до 45 лет поднялась до 175 тысяч человек.

В тот период жизнь без домашних очагов и семей, несмотря на успехи в восстановлении нравственности, продолжала оставаться до странности легкомысленной. Пасторы гневно возмущались происходящим в Сан-Франциско: он и впрямь был «современным Вавилоном».

Глава VI. Развлечения и игры

Ювенал ^[30]когда-то метал громы и молнии против «дегенеративной толпы» детей Рема, упрекая римлян в том, что его интересуют только две вещи: хлеб и зрелища. То же самое можно было бы сказать и о жителях Сан-Франциско, всецело поглощенных алкоголем и игрой. Это, как признают все очевидцы во главе с Бейяром Тейлором, два преобладающих пристрастия калифорнийцев.

Пили повсюду. Это стало привычкой. Пили много и очень часто перебирали. «Количество потребляемой ежедневно водки почти ужасающе, — жалуется Фрэнк Соул. — Ею торгуют во всех игорных домах, на набережных, почти на каждом углу, особенно на некоторых улицах, и почти во всех заведениях» ⁽¹⁾. Количество питейных мест по сравнению с числом горожан было несопоставимо.

Одни искали в опьянении лекарство от своих неприятностей, от безделья, скуки, тоски, уныния, от неудачи. Другие пили по привычке, ради праздника, или чтобы «обмыть» какую-то сделку, — всегда можно найти повод, для того чтобы опрокинуть стаканчик.

Деловые встречи обычно проходили в шикарных барах, которые росли как грибы на Коммершл-стрит, «Не останавливались ни перед какими расходами, чтобы привлечь клиента, — пишет Фрэнк Мэрриет. — Владельцы баров — настоящие "артисты" в своей профессии. Мягкие софы и кресла-качалки, обитые бархатом, ждут праздношатающихся. Но народ предпочитает те бары, в которых за стойкой стоит женщина» ⁽²⁾. Самым пьющим всегда оказывался американец. Г-н Сент-Аман признавал, однако, что хотя «его склонность к пьянству несколько чрезмерна, это ему не мешает. После длившейся целый день попойки он окунается в воду и погружается в работу с новой энергией» ⁽³⁾. И Мэрриет также пишет, что даже если жители Сан-Франциско и пили много, они никогда не напивались допьяна.