Повседневная жизнь Калифорнии во времена «Золотой Лихорадки»
Шрифт:
Более того, «к любой работе относились они самым пренебрежительным образом».
Другой эмигрант, сын знаменитого орнитолога Джон У. Одюбон, в свою очередь пишет, что Лос-Анджелес — «уцелевший город ангелов, хотя может быть и падших… Все выглядит устаревшим и впавшим в упадок» (17). Вокруг центральной площади, этого сердца колониального поселения, высились церковь и дома знати, утопавшие в цветах и фруктовых деревьях. Сады изобиловали инжиром, гранатами, абрикосами, лимонами, миндалем, виноградом. Богатые и бедные жители жили согласно старым испано-калифорнийским традициям гостеприимства, безделья, веселья и беззаботности, а важные события в жизни города пышно отмечались музыкой, танцами, фиестами, родео и крестными ходами.
Когда-то
В начале 1848 года главной отраслью экономики здесь по-прежнему оставалось скотоводство. Согласно Торнтону, число голов рогатого скота в 1831 году оценивалось цифрой 500 тысяч, овец, коз и свиней 321 тысяча, лошадей, ослов и мулов 64 тысячи. После упразднения миссий численность рогатого скота сильно уменьшилась. Кроме того, францисканцы изготовляли превосходные вина. После их ухода качество вина в Калифорнии значительно снизилось. Действительно, из многочисленных документов становится ясно, что монахи были чуть ли не единственными товаропроизводителями в колониальной Калифорнии.
Сельское хозяйство было крайне примитивным. Здесь выращивали зерно, которое превращалось в муку на нескольких редких мельницах, производили также оливковое масло, воск и выращивали овощи.
Здесь торговля полностью находилась в руках иностранцев. На экспорт шли шкуры, сало, меха, незначительное количество лесоматериалов. В 1845—1846 годах из Калифорнии было вывезено 80 тысяч шкур крупного рогатого скота, 1 миллион 500 тысяч фунтов сала, 10 тысяч фанегас (18)зерна, миллион фунтов древесины, тысяча бочонков вина и бренди, шкуры бобров и котиков, а также других животных, на сумму 20 тысяч долларов, мыла на 10 тысяч долларов, 200 унций золота (19).
При правлении калифорнийцев край, согласно американским критериям, пришел в упадок. Однако в 1848 году все изменилось.
Золото! Золото! Золото!
Среди преуспевающих эмигрантов баденский предприниматель Джон Саттер занимал особое место. Его поместье, в котором он жил с 1840 года, было расположено в населенном индейцами уединенном месте на пути из Соединенных Штатов через Сьерра-Неваду. Этот немец, прибывший в Калифорнию без гроша в кармане, в сопровождении горстки приспешников и любовницы, стал не просто богатым собственником, но настоящим царьком. Со своими подручными и соседями-индейцами, чье доверие ему удалось завоевать, он построил форт длиной 100 и шириной 50 футов. В центре укрепления он разместил свое жилище. Со всех сторон вдоль стен выстроились магазины, склады и бараки. По углам возвышались бастионы, а главные ворота с восточной и южной сторон были защищены тяжелыми артиллерийскими орудиями. В 1846 году этот форт насчитывал 50 «очень дисциплинированных» индейцев и 10 или 12 белых (20). Для полевых работ, в зависимости от времени года, Джон Саттер нанимал от 200 до 300 индейцев. Он держал скорняжное производство, винокуренный завод, ткацкую мастерскую, мельницу и чеканил деньги. В 1847 году у него было 12 тысяч голов скота, 2 тысячи лошадей и мулов, от 10 до 15 тысяч овец, тысяча свиней, а поля приносили обильный урожай зерновых.
Рассчитывая на приток эмигрантов, он задумал построить лесопильню. Подножие Сьерра-Невады изобиловало лесом, а вновь прибывающим были нужны дома! Саттер станет поставлять им доски. В 60 километрах от своего форта, на Американской реке он выбрал место для строительства лесопильни. В течение зимы 1847/48 года Саттер объединился с плотником Джеймсом У. Маршаллом, который взял на себя строительство и эксплуатацию лесопильни. Маршалл нанял четырех мормонов, в числе которых оказался юный Уильям Генри Биглер, взял с собой десяток индейцев и отправился к Американской
Под вечер 24 января 1848 года, работая в этом канале, Маршалл заметил какие-то сверкавшие точки. Он послал индейца за тарелкой, чтобы собрать в нее свои находки. Вечером он пришел к Биглеру и его товарищам и сказал, что открыл золотую жилу. Следующим утром главный пильщик Браун перекрыл главный клапан, чтобы Маршаллу было «лучше видно». Счастливчик один отправился к желобу. К завтраку, рассказывает Биглер, он пришел «с радостным лицом, держа в руках свою старую белую шляпу. "Эй, парни! Видит Бог, я кажется, напал на золотое дно", — сказал Маршалл. Все сгрудились вокруг него, чтобы увидеть то, что было в его шляпе. Настоящее золото блестело на ее тулье» (21).
Они решили, что это действительно золото, «хотя никто из нас до этого никогда не видел золота в его самородном виде». Джеймс У. Маршалл попросил товарищей держать язык за зубами и отправился в форт, чтобы посоветоваться со старым кэпом Джоном Саттером.
По словам Биглера, Саттер пригласил к себе индейцев — владельцев земли, и «Маршалл и Саттер арендовали у них на три года значительную часть близлежащей земли — что-то около 10-12 тысяч квадратных миль, оплатив аренду одеждой — рубахами, штанами, шляпами, платками, некоторым количеством муки и гороха, и пообещали аборигенам платить столько же каждый год, до истечения срока арендного договора» (22). После этого они послали одного из своих людей, Чарлза Беннета, в Монтерей, чтобы попытаться получить от губернатора Мэйсона концессию на эту землю, «с целью открыть лесопилку, пасти скот и искать полезные ископаемые — серебро и свинец». О золоте не было произнесено ни слова. «Губернатор известил г-на Беннета о том, что дела между США и Мексикой все еще крайне запутаны и что он ничем не может помочь предпринимателям» (23).
В последующие дни рабочие лесопилки спокойно продолжали трудиться, но в воскресенье они ринулись на поиски золота в реке, и некоторые готовы были бросить работу на лесопилке, несмотря на хорошие деньги, которые там получали, чтобы заняться золотодобычей. 6 февраля они нашли около лесопилки несколько небольших самородков. На этот раз тайна получила огласку, а 15 марта о золоте уже писала газета «Калифорниэн».
В целом население отнеслось к этой новости скептически. Тем не менее кое-кто отправился в долину Сакраменто. Джон Бидуэлл, который в 1841 году провел в Калифорнию через Большие Равнины первый караван эмигрантов, занялся поисками золота в северных горах и в апреле открыл там золотую жилу.
«Золотая лихорадка» началась, когда в начале мая Сэм Бреннан, вождь мормонов, агент по продаже недвижимости, владелец газеты «Калифорниа Стар» и доходного магазина в Форте Саттера, прошел по улицам Сан-Франциско, держа в одной руке бутылку с золотым песком, а другой размахивал шляпой с криком: «Золото! Золото! Золото! Из Американской реки!» (24)
Золотоносные месторождения открывали в Калифорнии не впервые. В 1842 году один мексиканский фермер отправился на поиски заблудившейся скотины и нашел несколько крупиц золота на корнях дикого лука в каньоне, расположенном в полусотне километров от Лос-Анджелеса. Это открытие поначалу вызвало некоторое волнение, но россыпь быстро оскудела и калифорнийцы дальнейшую разработку прекратили.
На этот раз эффект оказался потрясающим. Из Сан-Франциско на поиски золота ушло все мужское население. 29 мая газета «Калифорниэн» объявила о своем закрытии:
«От нас ушли все — и читатели, и печатники. По всей стране, от Сан-Франциско до Лос-Анджелеса, от морского побережья до подножия Сьерра-Невады звучит один и тот же душераздирающий вопль: "Золото! Золото! Золото!", тогда как поля остаются незасеянными, дома недостроенными, и проявляется полное безразличие ко всему, кроме изготовления лопат и кирок, да транспортных средств, на которых можно было бы отправиться на поиски золота» (25).