Повседневная жизнь Льва Толстого в Ясной поляне
Шрифт:
Интерес к пищеварительным процессам проявлял не только автор «Гаргантюа и Пантагрюэля», но и создатель «Улисса». Лев Толстой не остался в стороне. Он внес свою лепту в осмысление животрепещущей темы, связанной с гастрономическими пристрастиями своих героев. Так, например, Пьер Безухов любил хорошо пообедать и хорошо выпить, хотя и считал это безнравственным и унизительным, но не мог воздержаться от холостяцких увеселений, в которых непременно участвовал. Свой писательский образ Толстой строил не без помощи гастрономической концепции, которая на протяжении его долгой жизни не раз менялась. Вопросам, связанным с работой кишечника, он уделял должное внимание, пройдя огромный путь от гурмана до аскетичного вегетарианца. За свою жизнь он побывал и в
роли слуги желудка, и невероятного лакомки, прожоры, поклонника простой здоровой пищи. Нам интересно
У деда Льва Николаевича, И. А. Толстого, вина всегда были исключительно французские, а хрусталь богемский. Он был в высшей степени хлебосольным, очень веселым и щедрым. Вся округа съезжалась к нему в гости, и он всех «закармливал и запаивал», промотав, таким образом, огромное состояние своей жены, большой любительницы давать балы. Он представлял собой классический образец старого барства. Гениальный внук не мог не описать своего колоритного предка на страницах «Войны и мира». Граф И. А. Толстой был дежурным старшиной московского Английского клуба. Ему довелось выступить в роли «жреца застолья» и хранителя обеденного ритуала, продемонстрировав свое мастерство во время клубного торжественного обеда в честь Багратиона, одержавшего победу в Шенграбен- ском сражении. «Стол был накрыт на 300, то есть на всех членов клуба и 50 гостей. Убранство было великолепное, о провизии нечего и говорить. Все, что только можно было отыскать лучшего и редчайшего из мяс, рыб, зелени, вин и плодов, все было отыскано и куплено за дорогую цену. Многое было доставлено богатыми владельцами подмосковных оранжерей бесплатно. Все наперебой старались оказать чем-нибудь свое усердие и участие в угощении», — сообщал об этом знаменательном событии С. П. Жихарев в «Русском архиве». В романе «Война и мир» Толстой описал знаменитый обед, данный в честь Багратиона, во всем следуя рассказу Жихарева, дополнив его художественными деталями — участием И. А. Ростова в сем торжественном мероприятии: «Во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов… и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед», «300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, — поближе к чествуемому гостю… Обеды, постный и скоромный, были великолепны… На втором блюде, вместе с ис
полинскою стерлядью, стали наливать шампанское. После рыбы — тосты…»
В повседневной жизни антураж был много скромнее, но обеды такие же «убийственно сытые». В зависимости от того, была ли трапеза постной или скоромной, званой или обычной. Блюда каждой новой «перемены» — холодные, горячие, сладкие готовились специальным поваром. Стол накрывали официанты, которых было примерно столько же, сколько сидящих за столом. Блюда подавались по «переменам» из «белой кухни» в столовую. Стандартный набор — четыре перемены по три блюда в каждой. Длился обед около двух часов. По-настоящему обедали всегда в гостях. Случалось есть и без серебра, драгоценного фарфора и хрусталя, но непременно при наличии изысканной чистоты скатерти и превосходно накрахмаленных салфеток
Как утверждали знатоки кулинарного искусства, все едят, но обедают лишь избранные. Искусство обеда включает в себя триаду: где и как обедать, с кем обедать и, наконец, что есть. Эти компоненты влияют на качество жизни. Но не только. Как утверждал поэт, от питательной и регулярной пищи зависит вдохновение.
На вопрос, где сидеть и как обедать, ответил Лев Толстой, описав именины графини в «Войне и мире»: «Он (граф Ростов. — Я. Я.) заходил через цветочную и офи- I щантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов (столовых приборов. — //. Я), и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывающих камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: "Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб все было хорошо"». С удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол, добавлял: «Главное — сервировка. То-то…» Вскоре звуки домашней музыки заменились звуками ножей и вилок, говором гостей, тихими шагами официантов…». Па одном конце стола во главе сидела графиня; на другом конце — граф и гости мужского пола; с одной стороны длинного стола молодежь постарше; с другой — дети, гувернеры и гувернантки. Хозяин стола выглядывал из-за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами, наливая
вина своим соседям. Графиня
Во времена И. А. Толстого и его литературного двойника кушанья были простыми: щи, окрошка, солонина, каша, которые подавались в больших количествах. Обеды и ужины каждый раз готовились заново и были очень сытными. Все блюда одновременно ставились на стол. Для званых обедов готовилось до восьми блюд. В летнее время к таким трапезам был приставлен слуга с веником, чтобы отгонять от присутствующих злых мух. Всевозможные закуски и заедки сопровождались выпивкой по рюмочке. Русский стол преимущественно сохранялся во время поста, так как в 70-е годы XVIII века в моду вошел «европейский» стиль обеда, когда блюда ставились на отдельный столик, и лакеи разносили их вокруг стола, накладывая еду прямо в тарелки. Обеды «на скорую руку» готовились из кур и яиц, которых в избытке было в усадебном хозяйстве. Совсем иное дело — рыбные блюда, которые считались накладными. Ценную рыбу приходилось покупать. Все остальное — мясо, овощи, фрукты, включая экзотические, были своими. Толстой гениально описал «чувственные», вкусные обеды в своих романах, в полной мере продемонстрировав свое совершенство «тайновидца плоти».
Культ еды был ему знаком с детства. Повар Николай Михайлович Румянцев готовил «отличные обеды», в немалой степени способствовавшие тому, чтобы маленький Лёва вырос здоровым. Он запомнил мастерство кондитера Максима Ивановича, вкусные обеды из пяти- шести блюд, десерты, варенья, левашники, пирожки, названные в честь повара «вздохами Николая». Из еды он не признавал, пожалуй, только бульона. На покупку приправ, растительного масла и кофе в Ясной Поляне тра-
гилось от 100 до 125 рублей в месяц. Все остальное — птица, мясо, молоко и рыба — было своим.
Став молодым человеком, Толстой познакомился с кавказской кухней. В Тифлисе он посещал духаны, небольшие рестораны, в которых висели баранина, свежая, жирная, очень привлекательная, и гроздья винограда. С тех пор он полюбил виноград и как-то признался С. Вен- герову: «Я люблю виноград, летом хочется съесть его полфунтика, а ведь нельзя: совесть зазрит». Но было время, о котором рассказала подруга его сестры Е. И. Сытина, когда совесть еще «не зазрила»: «Послал он однажды купить фунт крупного винограда, стоивший тогда полтинник Лев Николаевич в то время любил полакомиться, как все некурильщики. Мы с Марией Николаевной (сестрой писателя. — Н.Н.) торчали тут же. Когда коридорный принес виноград, Лев Николаевич взял его в руки и, немного подумав, конфузливо и шутливо заметил:
— Знаете, mesdames, ведь если этот фунт разделить па три части, то никому не будет никакого наслаждения, лучше уж я съем все.
Мы, конечно, поневоле согласились и предоставили Льву Николаевичу Львиную долю целиком. Он ел, а мы < мотрели. Однако же ему становилось совестно, и он, держа виноград, прерывал еду словами:
— А все-таки, mesdames, не хотите ли?!
Мы всякий раз великодушно отказывались».
Были у писателя и другие пристрастия, способствовавшие пробуждению воображения, например кофе, чай, шоколад, конфеты фирмы «Эйнем». Он был сласте- I юй, ставил перед собой большую бонбоньерку, выбирал из нее любимые шоколадные конфеты с начинкой, I ю не жевал их, а медленно сосал, чтобы продлить удовольствие.
Кофе, «чудесный дар Аравии счастливой», постоянно ласкал его вкус. Он рано вставал и встречал день с чашкой кофе, который ему подавался на подносе в маленькой чашечке. Держа ее за ручку двумя пальцами, большим и указательным, он не спеша пил кофе небольшими глотками, каждый глоток сопровождая протяженным полувздохом: ффу! Допив кофе, он по обыкновению заглядывал в чашку, явно сожалея о том, что в
шая вместе с героем «Сентиментального путешествия» мясное блюдо с приправами, вырабатывал в себе сакральное отношение к еде, примирявшее душу с телом. Он разбирался в тонкостях изысканного застолья, не предполагавшего шума и обилия слуг. Прелесть обедов заключалась совсем в ином — в убранстве пространства, месте проведения застолья и в роскоши общения Это был основной камертон обеда.