Повседневная жизнь Льва Толстого в Ясной поляне
Шрифт:
Так постепенно погибли все японские свиньи в Ясной Поляне.
Однажды Толстой отправил в Москву на продажу окорока. Но оказалось, что они мало просолены, а тут
подошел пост и наступила оттепель, окорока испортились, и их с трудом продали за бесценок на Смоленском рынке и в Охотном Ряду. Софья Андреевна Толстая не раз сетовала на убыточность хозяйства: «Когда завели коров для завода, то более тридцати из них, притом самых лучших, пали, а когда послали жеребца в Самарскую губернию, то он по пути утонул. Теперь пришлось доплачивать на Ясную две тысячи в год».
Глядя на огромный яблоневый
Лев Николаевич и Софья Андреевна находились в ту пору «во всем разгаре хозяйства». Затеяли строительство винокуренного завода с целью выгодного использования ржи, картофеля для прокорма скота бардой, остающейся от винокурения. Толстой рассчитывал на значительный доход от этого предприятия. Однако крошечный завод не выдержал конкуренции с более крупными гигантами и вскоре прекратил свое существование. Впоследствии Софья Андреевна уверяла мужа, что она спасла его от двух напастей: не пустила воевать с турками и запретила развивать винокуренный завод.
Вскоре у Льва Николаевича появилось новое увлечение: он «погрузился в пчел». «В маске и перчатках их все наблюдает. Завтра и я поеду смотреть, кусаются — страсть», — комментировала увлечение мужа Софья Андреевна в своих письмах к близким. Она приглашала
сестру Таню в Ясную Поляну, чтобы та смогла все увидеть собственными глазами: «Покажу коров, кур, все хозяйство. Мы будем гулять всюду. По скотным дворам, конюшням, оранжереям и проч. Цыц только, к твоему приезду, может, поспеют и персики и клубника. У нас немец-садовник отличный. Вообрази, у него уже для нас свежий зеленый салат готов. Цветы у нас во всех комнатах. Розы, резеда, были камелии, желтофиоли и проч. Так славно пахнет и для глаз хорошо».
Некоторое время по инерции Толстой продолжал возиться с винокуренным заводом. В основном же супруги Толстые были озабочены тем, каким образом сохранить и не потерять оставшиеся деньги — девять тысяч рублей серебром. Из экономии они отказались от услуг управляющего. Лев Николаевич сам исполнял его роль, помогал ему в этом студент Томашевский (учитель Бабуринской и Колпенской школ. — Н. Щ, «отличный малый». «Теперь, — писала Софья Андреевна, — я буду держать счеты и контору. Каково? То есть я буду расплачиваться с работниками, людьми, бабами, поденными и прочее… Живем очень дружно. Если бы не винокурение, я была бы вполне счастлива». Когда завод закрыли по причине нерентабельности, Софья Андреевна наконец обрела спокойствие. Хозяйственные заботы теперь распределились
Повседневность внесла свои коррективы даже во внешний облик хозяина усадьбы. Он стал постоянно носить «серую блузу со складками и поясом, не совершенно охотничью, но похожую очень на крестьянскую сорочку которая служила ему обычным деревенским костюмом». Трудно было поверить в то, что еще совсем недавно в течение дня он несколько раз менял рубашки, тщательно следил за безукоризненным состоянием рук и ногтей. «Целыми днями он был погружен в хозяйство», что не смогло не сказаться на результатах. Так, в «Тульском справочном листке» в 1866 году появилось такое объявление: «Продаются 40 новых больших дубовых бочек Адресоваться в контору графа Л. Н. Толстого в сельце Ясная Поляна Крапивенского уезда в 14 верстах от Тулы, по шоссейной дороге».
В Никольском хозяйство, по словам писателя, развивалось «превосходно», правда, урожай оказался не слишком хорошим. В этой связи Толстой занялся очередным «проектом разверстания и осмотром земли для хутора, скотины и тд.». Одновременно он скрупулезно подсчитывал доходы, получаемые с этого имения. Так, в 1864 году они составили 4 тысячи рублей плюс еще «старый хлеб на тысячу рублей». Из этой суммы пришлось выплатить проценты на 1900 рублей в Опекунский совет, в котором было заложено Никольское. К тому же предстояло вернуть 1500 рублей долга за брата Дмитрия. Таким образом, оставалось 1600 рублей, часть из них ушла на приобретение скота.
Купленное Толстым имение площадью в 1800 десятин по восемь рублей за одну десятину в Бузулукском уезде Самарской губернии скоро стало приносить прибыль. «Тульские губернские ведомости» сообщали: «В Крапивенском уезде, в сельце Ясная Поляна продаются десять молодых жеребцов от заводских жеребцов и киргизских маток, годные для упряжки и для верховой езды. Спросить приказчика». Подобные объявления о продаже лошадей появлялись регулярно. Для себя Толстой постоянно оставлял 12 рабочих лошадей.
В литературных кругах сложилось устойчивое мнение, что легко быть писателем, если у тебя есть поместье, подобное яснополянскому. На самом деле Толстому пришлось приложить много труда и усилий, чтобы превратить недоходное имение в процветающую усадьбу. Жизнь писателя была неотделима от жизни помещика. Между его кабинетом и пространством полей и лесов, казалось, не существовало преград. Сеять, пахать, косить и одновременно обдумывать сюжеты своих произведений было вполне по-толстовски, в его духе.
Каждый день он старался использовать с максимальной пользой, чтобы успеть многое сделать по хозяйству. Его собратья по перу старались отвлечься от зряшной повседневности, занимаясь исключительно литературным трудом. Он же не чурался житейских проблем и существовал «между» физикой и метафизикой. Вероятно, поэтому душевное состояние его было весьма переменчивым. Толстой то с воодушевлением
констатировал, что «находится во всем разгаре хозяйства», то с грустью сообщал о «невозвратимых девяти месяцах», которые могли бы быть лучшими, но стали чуть ли не худшими в его жизни из-за того, что он находился «в запое хозяйства». А впоследствии пришел к выводу, что надо «как можно меньше приписывать важности хозяйству».