Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного
Шрифт:
Кровавый калейдоскоп: сожжение
Сожжение преступника заживо (лат. crematio), представлявшее собой один из видов квалифицированной [59]смертной казни в классическом римском праве, получило в дальнейшем самое широкое распространение в христианском мире и применялось в судебной практике до «просвещённого» XVIII столетия включительно. Параллельно оно повсеместно стало одним из популярнейших способов внесудебной расправы с недругами или обидчиками. На Руси «огненная казнь» приобрела одну специфическую особенность: «преступника» сжигали не у столба, обложенного вязанками хвороста или дров, а в деревянном срубе без крыши.
В правление царя Ивана Грозного отмечено всего несколько достоверных случаев сожжения опальных подданных, осуждённых на смерть самим венценосцем. Как следует из текста «государских книг» с именами опальных, в декабре 1569 года, когда царь во главе экспедиционного
После 1567 года Иван Грозный подверг «огненной казни» Никиту Грязного, сына начальника опричного Земского двора {79} . Д. Горсей упоминал о сожжении семерых монахов уже после опричнины, около 1575 года {80} .
В царствование Ивана IV особым вариантом сожжения заживо был подрыв приговорённого к смерти пороховым зарядом. В 1568 году именно таким образом опричники погубили многих «шляхетных слуг» (боевых холопов) боярина И. П. Фёдорова-Челяднина. Палачи загоняли обречённых на смерть людей в постройки господской усадьбы, которые потом взрывали {81} . По свидетельству князя А. М. Курбского, похожую экзекуцию монарх приказал совершить над Н. Г. Казариновым-Голохвастовым, схваченным «кромешниками» уже после его пострига в монахи в одном из приокских монастырей. Увидев бывшего стрелецкого военачальника в иноческом платье, Грозный пришёл в неописуемую ярость «и абие бочку пороху, або две, под един струбец (срубец, небольшой сруб. — И.К., А.Б.) повелел поставити и, привязавши тамо мужа, взорвати» {82} .
Потрясённый гибелью своего любимца Малюты Скуратова под стенами Пайды, Иван повелел заживо зажарить всех взятых там пленников — шведских и немецких дворян, а также знатных горожан во главе с комендантом Г. Боем. Палачи привязали страдальцев к кольям, врытым в землю перед крепостью, заставив тех, кому выпал жребий умереть позже, в течение нескольких дней наблюдать за мучительной агонией своих товарищей {83} .
Жертвами «огненной казни» необходимо признать и всех сожжённых заживо на кострах на противочумных заставах в конце 60-х — самом начале 70-х годов XVI века. По воле монарха борьба с эпидемией превратилась в ещё одно массовое избиение подданных. «И все города в государстве, все монастыри, посады и деревни, все проселки и большие дороги были заняты заставами, чтобы ни один не мог пройти к другому. А если стража кого-нибудь хватала, его сейчас же тут же у заставы бросали в огонь со всем, что при нём было, — с повозкой, седлом и уздечкой», — свидетельствовал Г. Штаден {84} . Причём, как следует из текста царского наказа начальникам одной из таких застав князю Михаилу Фёдоровичу Гвоздеву-Ростовскому, Дмитрию и Даниле Борисовичам Салтыковым, подобная кара ожидала и нерадивых сторожей: «Чтоб вам однолично из поветреных (то есть заражённых. — И.К., А.Б.) мест на здоровые места поветрея не навезти — розни бы у вас в нашем деле однолично не было ни которые. А будет в вашем небрежении и рознью ис поветреных мест на здоровые места нанесет поветрия, и вам быть от нас самим сожжеными» {85} .
Кровавый калейдоскоп: иссечение «в дробные части»
Расчленение живой человеческой плоти на мелкие куски в качестве экзекуции, назначаемой по приговору суда, упоминалось ещё в юридических памятниках античного Рима эпохи республики. Законы Двенадцати таблиц предусматривали для несостоятельного должника смерть от рук кредиторов, которые имели право в качестве компенсации за безвозвратно потерянные деньги рассечь его тело на части (как видим, шекспировский Шейлок, предполагавший вырезать у своего обидчика-банкрота сердце, неплохо разбирался в нормах римского права). Однако едва ли не первым письменно
В Византии эта казнь представляла собой одну из форм внесудебной расправы. К примеру, в X столетии во время войны с киевским князем Святославом басилевс Иоанн I Цимисхий повелел своим телохранителям жестоко расправиться с захваченными в плен «росами». Слуги императора, «без промедления обнажив мечи, изрубили всех их до одного на куски» {87} . А в 1258 году, когда трон Никейской империи достался несовершеннолетнему Иоанну IV, вооружённая толпа, недовольная назначением регентом при восьмилетнем императоре Георгия Музалона, жестоко расправилась с ним и его братьями: «…погибли все под ударами мечей и даже после смерти не возбудили к себе сожаления в своих убийцах», дошедших «при этом до такого озлобления против убитых, что, рассекши… на части, или на члены, или даже на мельчайшие куски и овладев каким-нибудь куском, каждый неистовствовал над ним» {88} .
В дохристианскую эпоху расчленение живой плоти на куски представляло собой, наравне с закланием и утоплением в водоёме, распространённую форму жертвоприношения языческим богам или богоподобным героям {89} . Светоний в «Жизни двенадцати цезарей» передал слух о жутком и, по-видимому, позорном наказании Октавианом Августом трёхсот жителей Перузии, сторонников мятежного Луция Антония: после покорения города он приказал схватить и перебить их, «как жертвенный скот», у алтаря, воздвигнутого в честь Юлия Цезаря, в мартовские иды 40 года до н. э. {90}
По сообщениям византийских историков, летом 971 года во время одной из вылазок из осаждённого Доростола воины князя Святослава уничтожили осадные машины и захватили греческого военачальника Иоанна Куркуаса, которого из-за роскошных доспехов с золотыми украшениями приняли за басилевса Иоанна Цимисхия. «Тесно окружив магистра, они зверским образом изрубили его… своими мечами и секирами, насадили голову на копьё, водрузили её на башне и стали потешаться над ромеями, крича, что они закололи их императора, как жертвенное животное» {91} .
Вплоть до начала XX века среди великороссов сохранялся обычай устраивать ритуальные квазипохороны «поганых» божеств Купалы, Костромы и Масленицы, по завершении которых их магические двойники — пук обыкновенной соломы или специально изготовленное чучело — разрывались участниками обрядового действия на мелкие части, после чего его фрагменты или сжигались на костре, или топились в воде {92} .
После крещения Руси «иссечение» людей заживо на мелкие части в качестве казни не получило сколько-нибудь заметного распространения вплоть до времени «самовластительного» правления Ивана Грозного. Народная молва (в передаче Герберштейна) приписывала такую смерть лишь фавориту матери Ивана, вдовствующей великой княгини Елены Глинской, боярину И. Ф. Овчине-Телепнёву-Оболенскому {93} . Между тем составитель официальной Никоновской летописи совсем иначе описал гибель княгининого любимца, арестованного 9 апреля 1538 года, через шесть дней после кончины его августейшей покровительницы: «…пойман бысть великаго князя боярин конюшей князь Иван Феодоровичь Овчина Телепнев-Оболеньский, боярьскым съветом князя Василиа Шюйскаго и брата его, князя Ивана, и иных единомысленых им, без великаго князя (малолетнего Ивана IV. — И.К., А.Б.) велениа. <…> И посадиша его в полате за дворцем у конюшни и умориша его гладом и тягостию железною…» {94} Согласно ещё одной версии, Оболенского «повелением князя Михаила Глинского и матери его, княгини Анны… посадили на кол на лугу за Москвою-рекою» {95} .
Однако с наступлением эпохи опричнины «иссечение» опальных на части, превратившись в одну из государственных казней, приобрело поистине массовый характер.
В 1567 году палачи изрубили топорами дьяка К. Ю. Дубровского и двух его сыновей и «куски трупов бросили в находившийся при доме колодец» {96} . По сообщению И. Таубе и Э. Крузе, «князя Петра Серебряного, князя Владимира Курлятева и много сот других (их не счесть) приказал он (царь. — И.К., А.Б.) внезапно изрубить, многих в их домах, и бросить куски в колодцы, из которых люди пили и брали воду для приготовления пищи» {97} .