Повседневная жизнь российских подводников
Шрифт:
Этом паре старпом приказал вытолкнуть буй-вьюшку, прицепив ее к волнорезному щиту карабином. Как позже выяснилось буй-вьюшка зацепилась в нише торпедного аппарата и наверх из нее вышла лишь небольшая петля. За нее Иванов и Мальцев держались какое-то время, чтобы хоть как-то соблюсти режим декомпрессии. Затем оба всплыли. Их подобрали и быстро отправили в лазарет.
22 октября. 20.00. Борт С-178.
Сверху по-прежнему никаких сигналов. Настроение резко упало. Дрожали от холода, сбились на койках в тесные группки. Натянули
Кубынин уверял, что в заливе сейчас сосредоточены все спасательные силы флота, что к утру обязательно подадут воздушные шланги. Ему плохо верили. Больше всех хандрили Пашнев и Хафизов. Остальные первогодки - матросы Анисимов, Шарыпов, Носков держались хорошо. Старпом велел «слабакам» облачаться в гидрокомбинезоны. В помощь им назначил старшего матроса Ананьева, старшину команды трюмных.
Кубынин тщательно проинструктировал троицу: не торопитесь всплывать! Заберитесь на рубку и сделайте там выдержку - все-таки метра на три-четыре поближе к поверхности. Но Пашнев и Хафизов были так перепуганы, что почти ничего не воспринимали.
Они вышли, Ананьев дал три условных стука - один за всех. Больше их не видели… Вероятно, на поверхности их просто не заметили в вечерних сумерках. К тому же из-за сильного волнения все суда отвели от места катастрофы за остров Скреплева Акваторию освещали световыми бомбами, сбрасываемыми с вертолетов. Всех троих унесло в океан.
22 октября. 21.00. БортС-178.
Спустя полчаса после выхода второй группы по корпусу носового отсека постучали наконец водолазы. Это подошла и легла на грунт в 50 метрах от затонувшей «эски» спасательная подводная лодка «Ленок».
Водолазы засунули в открытую трубу торпедного аппарата четыре ИДА с комплектами гидрокостюмов. В одной из «идашек» нашли записку: «По получении всех аппаратов ИДА будете выходить из торпедных аппаратов методом затопления отсека. От волнорезных щитков протянут трос на «Ленок». Вас будут встречать водолазы. Ждите еще две кладки». Старпом спрятал записку в нагрудный карман кителя - отчетный документ. С этой минуты он завел что-то вроде вахтенного журнала, записывая распоряжения сверху и свои приказания на чистых страницах инструкции к ИДА.
Новой кладки долго не было. Шла вторая ночь на грунте. Регенерация работала плохо. Она иссушила воздух так, что матросы жаловались: «пересыхает в груди», «легкие подсушило».
Давал знать о себе и холод. Чтобы занять людей и скоротать время, механик и Тунер организовали замер давления в баллончиках «идашек». Давление в норме. Это слегка успокоило народ. Старпом разыскал «шильницу»(лоская жестяная фляжка для спирта, на языке подводников «шила») и разлил для «сугрева» по 20 граммов на брата. Подводники повеселели.
Потом Кубынин нашел во Втором отсеке коробку с жетонами «За дальний поход». Пришла мысль: вручить их вместе со знаками классности нынче же, прямо здесь, в аварийной лодке, на дне Японского моря. Как-никак, а все они сдавали сейчас самый страшный экзамен - на выживание.
Старпом надел командирскую фуражку с золотыми «дубами» на козырьке и стал выкликивать отличившихся:
– Старшина 2-й статьи Лукьяненко!
– Я!
– Ко мне!
Механик держал пальцами клеммы разбитого аварийного фонаря, направив лучик на старпома.
– От имени главнокомандующего ВМФ награждаю вас жетоном «За дальний поход».
– Служу Советскому Союзу!
– Старший матрос Кириченко.
– Я!
– За смелые и решительные действия объявляю вас специалистом 1-го класса!
Достав из кармана коробочку с корабельной печатью, Кубынин при свете аварийного фонаря вписал в военный билет новую классность и скрепил подпись гербовым оттиском.
Матросы весело загудели. 23 октября. 3.20. Борт С-178. Посовещавшись с механиком, Кубынин решил выпустить третью группу. Соображения были такими:
1. Надо, чтобы вышедшие поторопили спасателей со второй кладкой.
2. Начальнику штаба становилось с каждым часом все хуже и хуже: пока может двигаться -пусть выходит.
3. «Чем меньше народа, тем больше кислорода».
Кроме Каравекова в третью партию включили командира моторной группы лейтенанта-инженера Ямалова (новичок, только что из училища) и акустика матроса Микушина, конченого пьяницу и нытика (взяли его в поход последний раз перед списанием на берег и отправкой домой). Всех троих одели в гидрокомбинезоны, зажгутовали.
– Владимир Яковлевич, - просил старпом, - скажите там, наверху что нам нужно еще шесть «идашек». Пусть ускорят подачу!
Первым в узкую шестиметровую трубу забрался Ямалов, ему в ступни уткнулся головой Микушин, затем вскарабкался Каравеков, но тут же вылез обратно. Он хватался за сердце и быстро переключал аппарат на «атмосферу». Его разжгутовали, дали отдышаться. Начальник штаба был бледен. Капли пота дрожали на стеклах маски.
– Ну, что, Владимир Яковлевич, вперед?!
– Вперед…
Это было последнее его слово…
Каравеков влез в аппарат. За ним. задраили крышку. Дважды раздался троекратный стук. Вышли! И тут же застучали в корпус водолазы. Копались они часа три,затем дали сигнал: «Закрыть переднюю крышку открыть заднюю».
Повернув 42 оборота ключом «розмахом»*, старший торпедист Кириченко распахнул заднюю крышку и отпрянул: из трубы осушенного аппарата торчали ноги Каравекова, обтянутые мокрой резиной. Начальник штаба не подавал признаков жизни.