Повседневная жизнь российских подводников
Шрифт:
Не очень-то патриотично обращаться ныне к мнениям американских профессионалов, но ведь как не было так и нет пророков в собственном отечестве. Вот, что заявил девять лет назад Конгрессу США руководитель программы ВМС по ядерным двигателям адмирал Брус де Марс: «У советских абсолютно другая философия, при которой - в особенности на кораблях более ранних классов - не придается никакого значения человеческим жизням или окружающей среде. Это отношение ужасно. У нас в стране нашу организацию давно бы упразднили - и правильно бы сделали. Мне кажется, что теперь эти проблемы понемногу проникают в советскую прессу и профессиональные военно-морские журналы.» Да, проникают, и не только в журналы, но
За минувшие десять лет решилась и весьма острая экологическая проблема: поднимать со дна морского затонувшую атомарину или не поднимать.
– Анализ видеозаписей, фотографий, измерений, - утверждает ведущий специалист института океаонографии РАН доктор технических наук Анатолий Сагалевич, - показал, что поднимать «Комсомолец» нецелесообразно. Атомный реактор надежно заглушен, и, как показали результаты измерений, опасности выхода радиоактивных веществ из него не существует. В то же время две ядерные боеголовки торпед, находящиеся в носовом отсеке лодки в агрессивной морской среде, подвергаются коррозии, что может привести к утечке плутония. Чтобы предотвратить или снизить до минимума выход плутония в окружающую среду, в 1994 и 1995 годах усилиями нескольких экспедиций на исследовательском судне «Академик Мстислав Келдыш» был частично герметизирован торпедный отсек затонувший лодки.
Игорь Курдин вставляет в видеомагнитофон кассету и на экране возникает сумрачный силуэт расколотого ударом о грунт и взрывом одной из неядерных торпед носовой части «Комсомольца». Это съемка с борта глубоководного обитаемого аппарата «Мир».
«Проходим палубу от носа до кормы, - комментирует Анатолий Сагалевич, инициатор и ветеран многочисленных погружений к затонувшему на полуторакилометровой глубине исполину.
– Приближаемся к рубке, поднимаемся вверх, огибаем ее слева и доходим до проема, где размещалась всплывающая спасательная капсула. Внизу виден люк, через который покидали лодку последние ее обитатели во главе с командиром. Они вошли в капсулу, надеясь, что она вынесет их на поверхность, однако недобрая судьба распорядилась иначе…
Кормовая часть лодки сверкает в лучах светильников аппарата «Мир-1» как новенькая. Даже не верится, что она покоится на дне. А вот и седьмой отсек, где возник пожар, с которого, собственно, и началась трагедия…»
Запись давно кончилась, экран белесо рябит… А Курдин сидит, уронив голову на руки и вслушивается в странные свистящие подвывающие звуки. Их записали под водой океонологи в точке гибели «Комсомольца».
Здесь птицы не поют… Здесь стрекочет, урчит, скрипит, кудахчет, цокает, зудит всевозможная морская живность. Это эфир другой планеты. Это сам Океан поет реквием по затонувшему кораблю. О, как могуч, страстен и невыразим его голос! Из клубка напряженных мяукающе-ревущих звуков вдруг прорвется нечто почти осмысленное, виолончельно-грудное… Наш общий пращур, чью соль мы носим в своей крови, отчаянно пытается нам что-то сказать, вразумить нас, предостеречь… Тщетно. Мы забыли древний язык океана и назвали его биоакустическими помехами… Не потому ли плакал мичман Еленик в рубке гибнущего корабля?
Человеку не дано знать своей судьбы, но некоторые из нас ее предчувствуют особенно остро. Предчувствовал её и командир атомной подводной лодки К-278 ("Комсомолец") капитан 1 ранга Евгений Ванин.
– Он всегда говорил, - рассказывает его вдова, - "я погибну в море", "я останусь в море"… Я ругалась, сердилась на него за эти мысли, но он оказался прав… При всем при этом Женя был очень веселым, жизнерадостным человеком. Но вот иногда под настроение у него это прорывалось - "я останусь в море".
В тот последний - роковой - поход они все уходили очень спокойными, уверенные в себе и в своем "непотопляемом" корабле. Ведь это была единственная в мире подводная лодка, которая могла погружаться на глубину в один километр. Я тоже особенно не переживала, уехала в Киев. в Дарницу, к свекрови…
В тот день, когда все это случилось - 7 апреля 1989 года - я ехала с дочерью в трамвае… Я даже место это могу сказать - на мосту Патона через Днепр. Вдруг щеки вспыхнули, лицо загорелось. Как-будто кто вспоминает… И завела я с дочерью разговор ни к селу, ни к городу, какие странные смерти бывают на свете. Оля - мне: "Мам. ты что?!» А я остановиться не могу. И только потом, дома, узнала новость - наши в Норвежском море горели…
ПОЖАР на сверхглубоководной атомной подводной лодке К-278 («Комсомолец») начался на глубине 457 метров в 11 часов утра. После ожесточенной безуспешной борьбы за живучесть корабля капитан 1 ранга Ванин приказал покинуть отсеки и всем собраться в ограждении боевой рубки. К этому времени атомарина давно уже всплыла, но положение ее с каждой минутой становилось все более опасным: кормовая оконечность на глазах уходила в воду, а нос вздымался все выше и выше. Командир спустился в лодку, чтобы поторопить оставшихся в отсеках.
Тут нужно сказать вот что. Войти в подводную лодку или выйти через нее можно было только через ВСК - всплывающую спасательную камеру. Это довольно обширная стальная капсула, выдерживающая давление предельной глубины погружения, была рассчитана на спасение всего экипажа. Если бы лодка затонула и легла на грунт, то все шестьдесят девять человек сумели бы разместиться в камере, усевшись по кругу в два яруса, тесно прижавшись к друг другу. После чего механики отдали бы крепление, и камера, словно огромный воздушный шар, взмыла бы сквозь морскую толщу на поверхность. Но все произошло иначе…
Ванин проскользнул по многометровому вертикальному трапу в центральный пост. В покинутых экипажем отсеках оставались еще пятеро: капитан 3 ранга Испенков, запускавший дизель-генератор, капитан 3 ранга Юдин, мичманы Слюсаренко, Черников, и Краснобаев.
И тут подводная лодка начала тонуть. Сначала она встала вертикально, превратившись на несколько секунд в Пизанскую башню. Все, кто оказался в этот момент на трапе, посыпались вниз - в камеру. В следующие секунды атомарина пошла вниз, под воду, с открытым верхним рубочным люком. Тут бы им всем был конец, если бы не замешкавшийся в ограждении рубки мичман Копейка (вот уж взаправду «судьба - индейка, а жизнь - копейка») не успел толкнуть крышку верхнего входного люка. Надо было еще крутануть маховик кремальерного запора, чтобы задраить люк наверняка, но лодка камнем пошла вниз, и мичман едва успел выбраться из ограждения мостика. Не камнем - сухим листом - уходил "Комсомолец" в бездну. Отваленные рули глубины под напором набегающего потока выводили вверх то нос, то корму. На этих дьявольских качелях неслись в полуторакилометровую глубину шесть живых пока еще душ…
Мичман Слюсаренко влез в камеру последним. Точнее, его туда втащили подмышки. Сквозь дымку нерассеявшейся еще гари он с трудом различил лица Ванина и Краснобаева - оба сидели на верхнем ярусе у глубиномера. Внизу командир дивизиона живучести Юдин и мичман Черников тащили изо всех сил линь, подвязанный к крышке люка, пытаясь подтянуть ее, тяжеленную - в четверть тонны - как можно плотнее. Сквозь все еще незакрытую щель в камеру с силой шел воздух, выгоняемый водой из отсеков, он надувал титановую капсулу, будто мощный компрессор. С каждой сотней метров давление росло, так что все вокруг заволокло холодным паром, а голоса у всех стали писклявыми. Все-таки крышку подтянули и люк задраили.