Повседневная жизнь российских жандармов
Шрифт:
«Негодяем» оказался 20-летний Антон Березовский, мстивший русскому императору за подавление польского освободительного движения.
А что же сам император? Вернувшись в Россию, он не мог не почувствовать после выстрелов Каракозова и Березовского, что его жизнь теперь изменится в худшую сторону и что незримая угроза новых посягательств на него неизбежна. Люди, окружавшие его, заметили в нем какую-то обреченность, которая теперь отражалась в его выпуклых, подернутых легкой грустью глазах.
Событием, прорвавшим плотину законности и порядка в империи и давшим простор для вакханалии политических покушений и убийств, явился суд присяжных в Петербурге, оправдавший дворянку Веру Ивановну Засулич, 28 лет, привлекавшуюся по нечаевскому делу к уголовной ответственности, которая 24 января 1878 года выстрелом из револьвера тяжело ранила в грудь петербургского градоначальника Ф.
149
Кстати, по существовавшей тогда статье № 807 14-го тома Свода законов Российской империи, предусматривавшей применение телесных наказаний в отношении осужденных до 100 ударов розгами, Трепов как должностное лицо имел на это право.
Решение суда было встречено аплодисментами большинства зрителей, находившихся в зале. Это решение и реакция публики объяснялись вполне тривиальными причинами: у генерал-адъютанта Трепова-старшего была в Петербурге устойчивая репутация казнокрада и мздоимца, отличавшегося к тому же сановным самодурством. Но не это было главным: главное было в том, что русские интеллигенты уже жаждали революции и летели на ее огонь, словно мотыльки на пламя костра.
Террористы целились не только в царя — они начали целую кампанию покушений на высших должностных лиц империи, заодно безжалостно расправляясь с предателями в собственных рядах.
Наследник престола великий князь Александр Александрович, который по установившейся в доме Романовых традиции вел дневник, записал в нем в марте 1880 года в Аничковом дворце в Петербурге: «Самые ужасные и отвратительные годы, которые когда-либо проходила Россия: 1879 и начало 1880 г. Хуже этих времен едва ли может что-либо быть!»
Убийство генерала Мезенцева повлекло за собой новое ужесточение полицейского режима в России.
В ответ террористы продолжили кампанию запугивания высших должностных лиц империи. Неизвестный «доброжелатель» в анонимном письме сообщал о том, что на императора готовится покушение во время его поездки на отдых в Крым через Одессу. Узнав о попытке очередного, третьегопо счету, покушения на его жизнь, Александр II остался на своем пароходе и не стал ночевать в отведенной ему резиденции в городе.
2 апреля 1879 года, утром, император, как обычно, отправился на свою непродолжительную прогулку. Выйдя из собственного подъезда Зимнего дворца на Дворцовую площадь, он повернул налево и своим обычным неторопливым, но размеренным и широким шагом проследовал по Миллионной улице, вдоль Зимней канавки, на набережную реки Мойки и, пройдя по противоположной стороне от дома 12 (в котором жил и умер А. С. Пушкин), вышел на Дворцовую площадь.
Как всегда, немногочисленная охрана, состоявшая в этот день из помощника полицейского пристава Ляпишева и капитана Отдельного корпуса жандармов Коха, следуя за ним, держалась на почтительном расстоянии. Несколько полицейских во главе с полицейским приставом Зиновьевым находилась на Певческом мосту, перекрывая с этой стороны подходы к Дворцовой площади и сдерживая здесь обычно собиравшуюся к этому времени толпу обывателей и зевак, лицезревших «батюшку-царя». Часто в этих прогулках императора сопровождали наследник престола великий князь Александр Александрович или другие члены семьи и свиты, но в этот раз он вышел на прогулку один.
Когда он поравнялся со зданием Главного штаба, из-за угла вышел высокий молодой человек в пальто и чиновничьей фуражке. Приблизившись к царю на расстояние не более дюжины шагов, он выхватил револьвер и выстрелил в него, но промахнулся. Император на миг опешил, а затем резко повернулся и стремглав бросился бежать в сторону Певческого моста. Причем бежал он не по прямой линии, а зигзагами. Это обстоятельство и особенности пистолета стрелявшего, о которых пойдет речь ниже, спасли ему жизнь. Последующие прицельные выстрелы нападавшего — второй с расстояния не более шести и третий — с дистанции четырех шагов — также не причинили ему никакого вреда и лишь опалили царскую шинель.
Развязка трагедии приближалась: четвертый выстрел в спину, почти в упор, так как преступник настиг императора, мог оказаться роковым. Но, к счастью, в это мгновение подоспевший на помощь к царю жандармский капитан Кох ударом тыльной стороны шашки сбил преступника с ног, а жандармский вахмистр Рагозин схватил злоумышленника. Тем не менее тот успел еще дважды выстрелить, ранив вахмистра Милошевича, и сунуть себе в рот орех, начиненный ядом.
Не потерявший самообладания в эту страшную минуту император, отдышавшись, перекрестился и тихо произнес: «Слава Богу, не ранен». Вернувшись во дворец, он расцеловался со всеми его встречавшими и повелел служить благодарственный молебен. Как пишет фрейлина А. А. Толстая, «…он казался ничуть не обеспокоенным только что пережитой опасностью… Государь подошел к Трепову и дружески пожал ему руку: „Мне повезло больше, чем вам, дорогой“». (Ф. Ф. Трепов, как известно, незадолго перед этим был ранен стрелявшей в него Верой Засулич.) В свой дневник царь внес лаконичную запись «В 1/2 9 гулял. У Главного штаба неизвестный выстрелил в меня 5 раз из револьвера. (Простим ему небольшую неточность, непосредственно в него преступник выстрелил 3 раза. — Б. Г., Б. К.)Бог спас. Собралась вся семья один за другим. Разговор с Дрентельном: убийца арестован, благодарственный молебен. Много дам и кавалеров в Белом зале. Все офицеры: „Ура!“»
Наследник великий князь Александр Александрович откликнулся на четвертоепокушение на отца следующей записью в своем дневнике: «Бог спас Пап а удивительнейшим образом, и он вернулся домой невредимым… Пап а вышел на балкон, и вся масса народа приветствовала его единодушным „Ура!“. Вся площадь была наполнена народом целый день. Вечером была иллюминация».
Так царь и двор «отметили» неудавшееся покушение А. К. Соловьева, продемонстрировавшего, что идея цареубийства овладела революционными умами…
Усердная летописица канувшего в небытие мира генеральша А. В. Богданович [150] 2 апреля 1879 года написала в своем дневнике: «Собранные и рассказанные разными лицами подробности: Маков (министр внутренних дел), видевший Государя через полчаса после покушения, рассказывал, что Государь сам ему говорил, что, пройдя Певческий мост, с ним встретился человек в штатском пальто, в фуражке с кокардой, который, поравнявшись с Государем, остановился и отдал ему честь. Лицо этого человека обратило на себя внимание Государя. Он невольно обернулся и в ту же минуту увидел пистолет, направленный на него. Оборотившись, государь миновал опасности. Пуля пробила стену дворца, где и засела. Злодей прицелился во второй раз. — Царь уклонился влево, преступник прицелился в третий раз — царь опять уклонился. В это время подоспел жандармский офицер Кох, который свалил преступника, который успел дать еще два выстрела. Одним из них ранен переодетый стражник Милошевич. В это время выскочил из своей квартиры граф Павел Андреевич Шувалов, Государь сел в его коляску и подъехал ко дворцу… Змачинский (офицер) говорил, что Государь, убегая от злодея, потерял фуражку. Е. В. (муж автора записок. — Б. Г., Б. К.)посоветовал этому офицеру не распускать таких слухов…»
150
Александра Викторовна Богданович— жена известного правого политического деятеля генерала Е. В. Богдановича (1829–1914) и ктитора Исаакиевского собора, хозяйка популярного в Петербурге великосветского салона в доме Мятлева, в котором собирался весь столичный «бомонд», в течение 33 лет вела дневник, представляющий собой хронологическую запись реакции высшего света империи на происходившие в течение этого времени важные события.
3 апреля: «Вчера Маков рассказывал, что три дня сряду около дворца бросали маленького формата листки с надписью: „Смерть злодею, смерть тирану!“ Один такой листок был поднят самим Государем… По рассказам одних: Государь бежал, за ним убийца, и Государь кричал: „Спасите меня!“»
Главный начальник Третьего отделения и шеф Отдельного корпуса жандармов Дрентельн «ура» не: кричал и пережил несколько неприятных и тягостных минут. Каково было ему, отвечавшему за безопасность Александра II, смотреть на то, как объект охраны с законным возмущением демонстрировал ему пробитую пулей шинель и обожженный выстрелом сапог с выхваченным куском голенища? Это был первый тревожный звонок для его карьеры и серьезный удар по его профессиональной гордости и человеческой совести.