Повседневная жизнь российского спецназа
Шрифт:
Бандиты снова прорвались — жечь, убивать, издеваться. Атаковали дагестанский райцентр Кизляр. Новый бандит пришел на смену Басаеву — Радуев. Снова боевики захватили больницу, родильное отделение. Там женщины с грудными детьми на руках и беременные.
Рябинков ненавидел террористов.
«Называют себя воинами, а воюют с женщинами и детьми. Вышли бы с нами один на один, мы бы им показали, что такое настоящие воины».
Командир с тоской оглядывал поле. Его опыт подсказывал, что если штурм начнется, без потерь не обойтись.
И штурм состоялся. Но после того как бойцы неделю, промокшие, обмороженные, просидели на обдуваемом всеми ветрами поле у Первомайского, а потом в арыках с водой.
Мечеть возвышалась над городом. Высокая, тонкая. Чем выше, тем ближе к Аллаху. И с самого верха, откуда обычно муэдзин призывает верующих к совершению намаза, строчили автоматчики. Работали снайперы. Одна из снайперских пуль попала в голову подполковнику СОБРа Валерию Сысоеву. Это еще до штурма.
Глаза у Рябинкова потемнели, он осунулся. Рябинков знал и жену Валерия, и его сына. Как сообщить? Как найти слова утешения?
Генерал-майор милиции Карташов подбадривал Рябинкова и бойцов. Не каждый генерал пойдет под пули. Он шел с ними…
Несколько СОБРов, в том числе краснодарский, отряды «Витязь» и «Ягуар» — внутренние войска. Распределили позиции и двинули вперед под шквальным огнем.
Сеть арыков опутывала Первомайское, и их надо было форсировать. Саперы сбили деревянные настилы по шесть метров длиной. Тяжелые. Их и вшестером поднимали с трудом. Под пулями с ними не побегаешь от арыка к арыку. Да еще и одеты бойцы «по-тяжелому», и бой вести надо.
Алюминиевые штурмовые лестницы тоже не помогли, они прогибались. На штурм шли по воде, по дну арыков.
На подходе к селу собровцы попали под минометный огонь. Рябинков наступал со своими бойцами. Взрыв — осколки полетели во все стороны. Тупой удар, и Рябинков потерял сознание.
Очнулся от ощущения, что его куда-то волокут. Боль нестерпимая. Тошнота.
— Стой, — скомандовал Рябинков.
Его положили на землю. Он с трудом снял с себя «сферу», она откатилась в сторону. Рябинков прижался виском и ухом к подмороженной земле. Сначала одной стороной, потом другой. Холод приглушил боль.
— Все живы? — Рябинков сел. Голова кружилась.
— Живы, командир. — Боец помог подняться.
Наступление приостановилось… Шквальный огонь прижал собровцев к земле.
Рябинков снова был вместе с бойцами.
— Вперед! — Рябинков встал в полный рост под пулями, обернулся: — За мной!
Через несколько метров командир охнул и стал оседать на землю…
Лена не отходила от телевизора. В новостях передавали сообщения о Первомайском.
— Погиб командир подмосковного СОБРа, — говорил диктор.
Теряя сознание, Лена имя и фамилию слышала как сквозь вату.
— Андрей Крестьянинов.
Андрея она знала. Они дружили семьями. Крестьянинов был командиром СОБРа ГУБОП.
И все. Больше ничего не передавали.
А Рябинкова в это время тащили вдоль арыков по полю. Носилок не было. Вначале несли по дну арыка на штурмовой лестнице, но она узкая… Замерзшие руки бойцов плохо слушались, не держали. Командир несколько раз скатывался в воду.
— Вы меня утопите, — не выдержал он.
Рябинков был в сознании. Он передал командование своему заместителю — Калашникову. Но осознавал все притупленно…
Отвратительное ощущение беспомощности. Тебя волокут от боевых позиций, ты не в силах повлиять на ситуацию. Пули свистят прямо над головой.
Что его ждет? Насколько серьезно ранение? Что с позвоночником?
В сопровождении собровцев Рябинкова вертолетом переправили в Грозный.
Здание, приспособленное под госпиталь. Стены, чуть отмытые от гари. Воду носят ведрами.
Потом в Москву. Погрузили в самолет. Но оказалось, что это борт представителя президента в Чечне. Заставили бойцов выгрузить раненого. Один из сопровождающих собровцев грозился всех расстрелять. Но и это не подействовало…
А Рябинков, после труднейшей операции, с задетым пулей легким и застуженными на поле под Первомайским почками, был почти все время в бессознательном состоянии. Его поддерживали обезболивающими уколами, и он видел все вокруг в тумане.
Собровцы сбросились и купили командиру билет на обычный гражданский рейс, из Беслана. А до Владикавказа везли его на «вертушке»…
Лене позвонил заместитель Рябинкова.
— Лена, — начал он, делая паузы между каждым словом. — Ну, жизнь такая… Всякое бывает…
Лена, который раз за эти страшные дни, обмерла, чуть не выронила из рук телефонную трубку.
— Командира сегодня привезут. Он ранен.
Она заплакала. Главное — жив…
В Беслане обычный аэродром. Ходят нарядно одетые люди. Рябинков смотрел на все это с непониманием.
«Как объяснить бойцам? Как объяснить самому себе, что одновременно могут существовать два мира. Один где солнце, яркие платья на девушках, веселые дети, надежды, мечты. И другой мир — где горе, кровь, смерть и грязь. Как совмещать эти миры и при этом остаться человеком?»
И вот — Москва. Полтора месяца в госпитале, потом санаторий.
Врачи предлагали Рябинкову еще одну операцию на позвоночнике. Говорили, что он не сможет нарастить мышечную массу вокруг поврежденных позвонков и они постоянно будут смещаться.
Такое смещение у Рябинкова бывало по нескольку раз в день. Зажимались нервные окончания. Казалось, что сердце тисками сжимают. Рябинков убеждал себя — это просто спазм, невралгия.
Он начал делать упражнения, потихоньку, через боль, как многое, что он делал в своей жизни.