Повседневная жизнь российского спецназа
Шрифт:
Кажущийся мир раскололся стремительно…
Олег стоял ночью на посту и слушал выстрелы внизу, в городе. Так каждую ночь. Боевики часто обстреливали комендатуру, в которой находился череповецкий ОМОН. Но этой ночью выстрелы не стихали, а усиливались с каждой минутой. Послышались взрывы. И почти сразу по рации сообщили, что в Гудермес вошла банда Радуева. Бойцы заняли позиции в окопах, готовясь к худшему. Ожидали, что боевики двинутся на высоту.
Их командиры — ротный и взводный, два друга, молодые, только после училища. На них свалилась вся эта ситуация. И никаких распоряжений сверху, хотя и так понятно — надо держать высоту. Самый старший по возрасту — начальник штаба, капитан Пономаренко. Ему немногим за тридцать. Он ходил по окопам, подбадривал ребят, шутил… А боеприпасов только на два часа непрерывного боя. Слишком мало.
Уже на рассвете Олег сверху следил за тем, как бои перемещались от улицы к улице, боевики захватывали город. Все дороги они взяли под контроль, движение по ним полностью прекратилось. В окружении оказались железнодорожный вокзал и московский ОМОН на воздушном и водном транспорте, который удерживал этот вокзал вместе с милиционерами из других подразделений.
Было видно, как с нескольких сторон к городу пытаются прорваться колонны спецназовцев. Но их БТР боевики сразу подбивали.
Ожидаемого нападения на высотку не последовало. Но и свои «вертушки» на сопку не прилетали.
Еда и вода закончились…
Выпал снег. Растаявший, он немного утолял жажду… Семь дней они голодали, но никто высоту не покинул. Напади на них боевики, эти голодные ребята сражались бы до последнего патрона.
Они видели, как мимо летали «вертушки». Но вертолеты перевозили «двухсотых» и «трехсотых». На противоположной от сопки окраине города шли бои.
Комендатура прямо под горой, как и вокзал, была в окружении. Боевики стреляли по ней с пятиэтажек. Комендант кричал по рации: «Помогите, чем можете! У нас много "трехсотых"». Рота ответила огнем по пятиэтажкам из танка и зенитной установки. Но долго стрелять не могли, у самих мало боеприпасов. Комендант опять связался по рации: «Спасибо, хорошо попали. Спасибо!»
Через семь дней пришла танковая колонна для штурма Гудермеса. Прилетел на высоту генерал. Привезли еду: тушенку, супы быстрого приготовления, которых многие ребята и дома не пробовали. Плакать хотелось, глядя на все это богатство после семи дней голода. Олег похудел на десять килограммов.
Захват города планировалось проводить через их высоту. Рота уже была уволена в запас. Смена ждала их в Моздоке. Но те ребята — необстрелянные, «зеленые», куда их на штурм Гудермеса?
Первой освобождали комендатуру. Боевики не обстреливали ее только со стороны сопки, поэтому солдаты вместе с 33-й бригадой сделали живой коридор, чтобы вывести оттуда людей.
В пятиэтажках засели «смертники». Их было видно в окнах. По этим домам стреляли из танков. На этих же танках солдат подвезли ближе к комендатуре.
Бойцы легли на открытом поле по двое, на расстоянии метров триста друг от друга. Без белых маскхалатов.
«Духи» лупили по ним. Снег и земля вокруг вздыбились от пуль. Но в Олега не попали. Он стрелял из винтовки по окнам пятиэтажек. Свистели пули.
Этот свист Олег никогда не забудет. Он только мысленно повторял слова, услышанные от полковника Игнатьева, зама по тылу их дивизии, который прошел Афган и теперь воевал в Чечне: «Свою пулю ты уже не услышишь, а пуля, которая просвистела, — она просвистела». В трудные моменты Олегу становилось легче, когда он твердил про себя: «Просвистела и просвистела».
Комендатуру освободили, а до железнодорожного вокзала они так и не дошли. Слишком плотный огонь их встретил. Отдали приказ отходить.
Омоновцев с вокзала потом вызволили спецназовцы.
Череповецкий ОМОН из комендатуры ночевал на сопке у 3-й роты. Потом освобожденный московский ОМОН на воздушном и водном транспорте тоже искал место для ночевки на сутки. Спать приходилось чуть ли не друг на друге. Тут же находились раненые, контуженные. То, что этот ОМОН московский, Олег узнал не сразу.
— Ребята, мы ненадолго вас потесним. Только на одну ночь, завтра домой, в Москву. Как говорится, в тесноте, да не в обиде, — сказал один из омоновцев, осунувшийся, худой, заросший щетиной.
— Да все нормально! — обрадовался Олег. — Что, правда из Москвы? А я все ищу земляков. Кто у вас тут поближе к Истринскому району обитает?
Нашел омоновца родом из Красногорска — Колю Храмцова. Всю ночь проговорили. Правда, не о своих родных местах, а о том, как кто пережил эти дни. Олег написал письмо домой, чтобы передать с Николаем. «Жив, здоров».
А утром в палатку заглянул командир:
— Доркин — на зачистку.
Николай растерянно посмотрел на Олега:
— И что теперь с письмом? Может, не передавать?
— Вези! — махнул рукой Олег.
24 декабря 1995 года была окончательная зачистка Гудермеса. Зашли в город очень медленно. Пусто. Ни души. Надписи на домах: «Здесь живут люди», «Нас не трогайте!».
Олег сидел в центре колонны на танке. Выскочил на дорогу мужчина, лег на землю, сдался. Начали появляться люди. Когда начинают выходить из укрытий местные, это первая примета, что боевики ушли. Бойцы проверяли дома, а Олег с винтовкой осуществлял прикрытие…
Их смена приехала 28 декабря. Обменялись оружием. Олег отдал свою «снайперскую винтовку Доркина». Построились, попрощались, обнялись, сели на машины — и в Гудермес. Переночевали там на базе 33-й бригады, на следующий день в Моздок, там еще сутки в ожидании борта. Наконец вылетели в Архангельск.
После пяти месяцев в Чечне — оказаться дома! 31 декабря. Это был самый счастливый момент. А родители ждали его только весной.
— Ну, куда теперь? — спросил отец, когда семья уже сидела за праздничным новогодним столом. — К нам на фабрику вернешься?
До армии Олег успел поработать на фабрике по изготовлению медицинской мебели столяром-сборщиком. Собирали не только медицинскую мебель, но и стенки для комнат. Работа с деревом Олегу нравилась, он даже задерживался на фабрике до шести, сверх положенного для его возраста времени.
— Нет, пап. Я теперь себя без формы и оружия не мыслю. Хочу в московский ОМОН на воздушном и водном транспорте. У меня адрес одного из ребят сохранился. Они там в Гудермесе молодцом держались. Вокзал «духам» не сдали. С ними буду служить.