Повседневная жизнь викингов IX–XI века
Шрифт:
Скальдическую поэзию можно назвать хитросплетением речи, полной условностей и завуалированных намеков, ориентированных на догадливость и определенный фонд знаний слушателей.
Она качественно отличается от эпической поэзии — песен «Старшей Эдды», в которых собраны все известные нам сказания о богах и героях древнего Севера. Ибо сказители, передававшие из поколения в поколение песни «Эдды», считали, что лишь воспроизводят древние строки и легенды, и ничего не могли добавить от себя. Они не осознавали себя авторами строф — в отличие от скальдов, которые первыми в истории литературы стали считать себя непосредственными авторами, хотя их авторство и было направлено лишь на форму, но не на содержание.
Скальдическое искусство исконно было связано с рунической магией. М. И. Стеблин-Каменский писал, что «вырезание рун и сочинение
Из того, что скальды говорят в своих стихах о своем искусстве, очевидно, что они осознавали его как владение определенной формой, как умение зашифровать содержание посредством определенной фразеологии и в то же время как способность оказать определенное действие — прославить, в случае хвалебной песни, и посрамить, уничтожить, в случае хулительных стихов. Но, как явствует из того, что рунические мастера говорят о своем искусстве, они тоже осознавали его как владение определенной формой, как умение вырезать руны в определенном порядке и т. д., и в то же время как способность оказать, в силу владения этой формой, определенное действие — защитить могилу, отогнать злые силы и т. д.».
Изощренная форма стихов скальдов и рунических заклятий обеспечивала не только их действенность, но и временную сохранность в целости и невредимости, а следовательно, и временную действенность.
В некоторых надписях на шведских рунических камнях сам резчик рун называет себя скальдом. В «Младшей Эдде» слова «искусство скальдов» и «руны» используются как синонимы. Известный исследователь древнескандинавской литературы Ян де Фрис писал: «Вполне вероятно, что древнеисландское слово "скальд" означало "сочинитель хулительных стихов"».
Слово «скальд» (skdld) в древнеисландском языке было среднего рода, так же как некоторые слова, обозначавшие сверхъестественные существа. Возможно, это было связано с представлением о безличной, но очень могущественной силе, проявляющейся в поэзии скальдов и ее направленном воздействии.
В древнеисландском языке есть и другое слово, обозначающее поэта и одновременно жреца и хранителя мудрости, — это слово «тул». Исследователи считают, что в обязанности тула входило и произнесение сакральных культовых текстов. Тулы произносили свои заклинания с так называемого «престола тула» (ср. ниже с престолом или помостом пророчицы). Само название тула произошло от глагола, который означает «говорить вполголоса, бормотать». В «Речах Высокого» тулом называется Один, владеющий сакральной магической силой рун.
«Последняя вспышка веры в магическую силу поэтической формы, — писал М. И. Стеблин-Каменский, — была в Исландии в XVII веке, когда возникло множество народных сказок о магических стихах так называемых сильных поэтов. В сказках этих рассказывается, как строфа сильного поэта вызывала проказу или другую тяжелую болезнь, даже смерть, поднимала мертвеца из могилы и т. д. Такие строфы обычно импровизировались, причем считалось, что если человек сможет сразу же ответить на обращенные к нему стихи, подхватив рифму или завершив строфу, то тем самым магическое действие стихов парализовывалось. Сочинялись также длинные стихотворения, которые были по существу заклинаниями. Многие такие стихи сохранились. "Сильным поэтом" считался, в частности, Хатльгрим Пьетурссон, наиболее знаменитый поэт XVII века, автор рим, [106] сатирических стихов и особенно псалмов и вообще религиозной поэзии. В народной сказке рассказывается, что однажды Хатльгрим убил своим четверостишием лисицу, которая причинила много вреда. Он увидел ее в окно церкви во время службы — он был священником — и не мог удержаться от того, чтобы не сочинить о ней тут же уничтожающее четверостишие».
106
Рима — длинное стихотворное повествовательное произведение, древнеисландская эпическая поэма, жанр, процветающий в XIV–XIX веках.
Таинственные знания можно почерпнуть из «внешнего мира» — мира за границами своей усадьбы. Тут надо напомнить о замкнутости пространства для древних скандинавов. Исландия для них была, как мы помним, центром мира, вокруг которого были расположены все остальные страны.
Контраст Исландия — не Исландия находит свое отображение и в мифе (Мидгард — Срединный мир и Утгард — Внешний мир), и в противопоставлении в скандинавском праве двух категорий двора, земель — «в пределах ограды» и «за оградой».
Выйдя «за ограду», человек оказывался в «чужом», нечеловеческом, пространстве, где можно было легко вступить в контакт со сверхъестественным и обрести тайное знание. Существовало даже специальное выражение — «сидеть снаружи» для обретения сокровенного знания (мудрости). Было известно также, что колдуны для занятий волшбой выходили ночью за пределы двора.
«Не случайно и фигура скальда, — пишет Е. А. Гуревич, — избранника Одина, получившего от него в дар глоток чудесного, обладающего силой непосредственного магического воздействия напитка, равно как и сам его "податель", верховный бог поэтов, отмечены печатью Утгарда. С наибольшей рельефностью это представление о поэте как о существе маргинальном и опасном, отчасти принадлежащем "чужому" миру и способном по своему выбору вступать в контакт со сверхъестественным, внечеловеческим, нашло отражение в фигуре Эгиля и его прямых предках по мужской линии. Все они, как известно, были скальдами.
Дед Эгиля Ульв считался оборотнем фатгатг), за что и был прозван Kveld-iilfr (Вечерний Волк): по вечерам он начинал избегать людей и делался сонливым — верный признак того, что его душа (hugf) готовилась на время расстаться с телом. Оборотничество и "волчья" натура, по-видимому, были унаследованы Квель-дульвом от предков, на что недвусмысленно намекают имена и прозвища последних: его отца звали Бьяльви (bjalfi — звериная шкура), а его мать, Халльбера, была дочерью Ульва Дикого Зверя, херсира из Наумудаля, и приходилась сестрой Халльбьёрну Полутроллю с острова Хравниста. Кроме того, как и его тесть, Кари из Бердлы, отец скальда Эльвира Хнувы, Квельдульв был берсерком. Грим, его сын, впоследствии прозванный Скаллагримом (Лысым Гримом), большой мастер в работах по железу и дереву, был рослым великаном, "черноволосым и некрасивым, похожим на отца и видом, и нравом", и в глазах людей выглядел скорее как тролль, нежели как человек. Показательна характеристика Скаллагрима и его спутников (многие из них к тому же были берсерками) в одном из эпизодов саги, где встретивший их человек сообщает: "Там пришли люди — двенадцать человек, если называть их людьми. Ростом и видом они больше похожи на великанов, чем на обычных людей". Как разъяренный берсерк, ведет себя и сам Скаллагрим, во время игры в мяч после захода солнца сделавшийся таким сильным, что едва не убил голыми руками собственного сына — поступок, на который, как считалось, мог быть способен только волк, но не человек.
Во всем подобен отцу и деду был и младший сын Скаллагрима, Эгиль. И о нем рассказывается, что он был "велик, как тролль", безобразен и темноволос. Гротескный образ Эгиля запечатлен в его обстоятельном "литературном портрете" — самом подробном описании внешности, подобного которому не удостаивался больше ни один из героев исландских саг: "У Эгиля были крупные черты лица, широкий лоб, густые брови, нос не длинный, но очень толстый, расстояние между носом и верхней губой большое, подбородок необычайно широкий и такие же скулы, шея толстая и могучие плечи, так что он выделялся среди других людей своим суровым видом и в гневе был неистов. Он был высок ростом, выше других людей, волосы имел серые, как у волка, и густые, но рано стал лысеть… Эгиль был черноглаз, и у него были нависшие брови". Не менее гротескна и исказившая это лицо гримаса: сидя на пиру у конунга Адальстейна (Этельстана) после гибели своего брата Торольва, бывшего дружинником этого английского короля, и ожидая виру за павшего в бою родича, Эгиль то и дело опускал одну бровь до скулы, а другую поднимал до корней волос. Брови его разгладились не раньше, чем он получил от конунга большое дорогое запястье.
Поступки Эгиля вполне соответствуют его "волчьей" внешности: уже в семилетнем возрасте во время игры в мяч он убивает своего старшего и более сильного товарища, а впоследствии, вступив в поединок с Атли Коротким и обнаружив, что того не берет никакое оружие, все же одерживает победу над своим противником, перекусив ему горло».
Таким образом, при сравнении описания скальдов — как Эгиля, так и других поэтов — вырисовывается собирательный образ древнескандинавского поэта, который, по словам Е. А. Гуревич, «и внешним обликом, и характером противопоставлен идеализированному положительному герою саг».