Повседневный сталинизм
Шрифт:
Изобилие должно было наступить в будущем; в настоящем же царил дефицит. В наихудшие времена, в годы первой пятилетки, дефицит, естественно, заставил власть принять особые меры, чтобы прокормить саму себя, так же как она делала, хотя и не с такой систематичностью, в гражданскую войну. Коммунистическое руководство в Советском Союзе стало в буквальном смысле слова привилегированным классом.
Но привилегиями пользовались не только коммунисты. Их получила и интеллигенция, по крайней мере главные ее представители. Начало этому тоже было положено в эпоху гражданской войны, когда по настоянию А. М. Горького были установлены специальные пайки для членов Академии наук и прочих лиц, считавшихся хранителями культурного наследия. В 1920-е гг. интеллигенция представляла собой в материальном отношении относительно привилегированную группу. В 1930-е ее привилегированный статус приобрел несколько иной оттенок. Он гораздо сильнее бросался в глаза, особенно по контрасту с предшествовавшим периодом Культурной Революции, когда с «буржуазными специалистами» обходились весьма круто. В первой половине 1930-х гг. совершился поворот на 180 градусов; как отмечал один
31
Цитата из «Социалистического вестника» (1934. № 19. С. 4) приведена по: Хлевнюк О.В. 1937-й. С. 41-42. О привилегиях интеллигенции в 1920-е гг. см.: Fitzpatrick S. Education and Social Mobility... P. 79-86. О ее судьбе в эпоху Культурной Революции см.: Cultural Revolution in Russia.
Одними из первых среди интеллигенции особые привилегии получили инженеры — что вполне понятно, учитывая их весомый вклад в проведение индустриализации. Удивительнее тот факт, что наряду с ними подобной чести удостоились писатели, композиторы, архитекторы, художники, театральные деятели и прочие представители «творческой интеллигенции». Неумеренные почести, посыпавшиеся на писателей в связи с проведением Первого съезда ССП в 1934 г., задали новый тон в отношении к ним, сочетавший подчеркнутое уважение к высокой культуре со скрытым намеком на то, что интеллигенция обязана служить делу Советов [32] .
32
См.: Известия. 1934. 27 авг. С. 1; Brooks J. Socialist Realism in Pravda: Read All about It! // SR. 1994. Vol. 53. № 4. P. 976-981.
Пресса, обычно умалчивавшая о привилегиях коммунистической номенклатуры, нередко с гордостью объявляла о привилегиях интеллигенции. Возможно, такая стратегия была призвана отвлечь от коммунистов внимание возмущенной общественности. Хотя особого результата она, по-видимому, не принесла [33] , тем не менее в народном сознании отложилось мнение, что некоторые представители творческой интеллигенции в СССР пользуются просто сказочными привилегиями. По слухам, дошедшим, кажется, до ушей каждого советского гражданина, романист А. Н. Толстой (аристократ по происхождению), М. Горький, авиаконструктор А. П. Туполев, джазмен Л. Утесов и популярный композитор И. Дунаевский были миллионерами, и советская власть позволяла им иметь неисчерпаемые банковские счета [34] .
33
См. ниже, с. 266.
34
См.: Елагин Ю. Укрощение искусств. С. 143; HP. № 421 (XXI). P. 67; № 387 (XX). Р. 56.
В сталинской России привилегии были связаны больше с доступом к товарам, услугам, возможностью получить жилье и т.д., чем с собственностью. Ключевым фактором, обусловившим в 1930-е гг. возникновение и институционализацию иерархии доступа к благам, являлся дефицит, в особенности структуры, порожденные крайне острым дефицитом в начале десятилетия. В тот критический период были введены не только карточки, имевшие свою иерархическую систему подразделения, но и различные формы «закрытого распределения» товаров для особых категорий лиц. Делалось все это не по идеологическим (идеология того времени была уравнительной и воинствующей), а по чисто практическим причинам: на всех просто не хватало.
Привилегии в продуктовом снабжении выражались в различных формах: особые пайки, особые элитные закрытые магазины, особые столовые на работе. Начиная со второй половины 1920-х гг. высокопоставленные партийные и правительственные чиновники получали особые пайки. Как вспоминает Е. Боннэр, ее родители — коммунисты, занимавшие высокие посты (отчим в Коминтерне, мать — в Московском комитете партии), находились на разных ступеньках лестницы:
«Я помню пайки. Папин паек — то ли два раза в месяц, то ли чаще — приносили домой. Я не знаю, платили ли за него. В нем было масло, сыр, конфеты, какие-то консервы. Кроме этого, постоянного пайка, были еще большие предпраздничные. Там была икра, разные балычки, шоколад и тоже сыр и масло. За маминым пайком надо было ходить — недалеко, на Петровку. Там, в доме на углу Рахмановского переулка была столовая МК (Московского комитета партии), и раз в неделю давался паек. Часто за ним ходила я, там деньги платили. В нем тоже было масло и еще что-то, но он был значительно проще папиного» [35] .
35
Боннэр Е. Дочки-матери. С. 138; Осокина Е.А. Иерархия потребления. С. 63-65.
В то же самое время интеллигенции вернули «академические» пайки; первыми их получили члены Академии наук, затем в 1932 г. 400 «академических пайков» выделили писателям, позднее еще 200 — артистам [36] .
Особые магазины для элиты в первой половине 1930-х гг. были известны под сокращенным названием горт (Государственное объединение розничной торговли). Доступом в них пользовалась привилегированная группа, включавшая администраторов, работающих в центральных правительственных, партийных, промышленных, профсоюзных, плановых и издательских учреждениях, а также экономистов, инженеров и других специалистов, работающих на государство. Эти магазины торговали основными продуктами питания, «деликатесами» вроде колбасы, яиц и сухофруктов, одеждой, обувью и другими предметами первой необходимости, например мылом. Е. Боннер вспоминала, что первые ножи из нержавеющей стали, которые ей довелось увидеть, ее семья купила именно там. У ГПУ (так же как у армии) были свои спецмагазины, и московский спецмагазин ГПУ прославился как «лучший во всем Советском Союзе» [37] .
36
Тройский И. Из прошлого... С. 140. Тройский придает собое значение включению в этот список художников.
37
Hubbard L.E. Soviet Trade and Distribution. P. 82; Осокина Е.А. Иерархия потребления. С. 63-64; Боннэр Е. Дочки-матери. С. 251; HP. № 385 (XIX). Р. 47.
Сеть специальных магазинов распространялась и на провинцию, но качество даже элитного снабжения там обычно было хуже, чем в столице. Инженеры и директора крупных промышленных предприятий и новостроек снабжались через особую сеть закрытых магазинов: в 1932 г., говорят, по стране насчитывалось 700 закрытых распределителей для инженеров и директоров [38] . Вне сферы промышленности и других специальных систем, например военной и ОГПУ, областное и районное начальство имело свои закрытые магазины, доступные лицам определенного ранга. Работники сельсоветов не доросли до того, чтобы попасть в закрытый магазин, даже если таковой имелся в их местности, и один из них в письме Калинину с горечью жаловался на такую дискриминацию:
38
Осокина Е.А. Иерархия потребления. С. 71; ИСЭ. Т. 3. С. 454.
«Были в горт завезены хромовые сапоги по 40 руб. пара, я просил уступить мне одну пару, но нет, не дали, ведь они по 40 руб., это подходяще для партактива и что несмотря на то, что партактивисты имеют по паре, а некоторые и по 2 пары сапог, все же взяли себе еще по паре, а мне, не имеющему никакой обуви, было отказано и предоставлено право брать ботинки на резиновом ходу за 45 руб.» [39] .
Эта жалоба высвечивает одну из самых странных черт советского закрытого распределения — товары в спецмагазине стоили дешевле,чем в обычном. Как правило, чем труднее было получить доступ в магазин, тем ниже в нем были цены.
39
РГАСПИ. Ф. 78. Оп. 1. Д. 549. Л. 76-77.
Из-за нехватки продуктов и проблем с распределением большинство людей в первой половине 1930-х гг. обедали на работе в столовых. Дифференциация в рамках системы общепита в той или иной форме существовала повсюду, а в крупных учреждениях иерархия (признаками которой служили количество и качество еды, а также само помещение столовой) была довольно сложной. На некоторых заводах в придачу к столовой для рядовых рабочих и служащих имелась еще одна столовая для главной администрации, другая — для среднего звена и третья — для ударников. В других местах ударники ели вместе с остальными рабочими, но получали дополнительные карточки и, следовательно, имели право на двойную или тройную порцию. Иностранцы, сталкивавшиеся с подобной практикой, часто чувствовали себя неловко и даже приходили в негодование. «Пожалуй, нигде, кроме восточных стран, деление общества на классы не сочли бы возможным демонстрировать столь открыто, как в России», — замечал финский коммунист Арво Туоминен, описывая обеденную иерархию начала 1930-х гг. Когда Туоминен, работавший в Коминтерне, решил вместе со своими помощниками поесть в коминтерновской столовой, «это всем показалось неприличным. Укоризненные взгляды говорили: тебе здесь не место, отправляйся к членам своей касты!» [40]
40
Tuominen A. The Bells of the Kremlin. P. 205.
В предыдущей главе мы уже отмечали существовавшую среди руководства на местах тенденцию сохранять для себя закрытые распределители, даже когда центр в законодательном порядке указывал, что дальнейшей необходимости в них нет. Если закрытого распределителя не было, начальники (и их жены) неофициально устанавливали правила особого доступа к товарам, поступавшим в местные магазины для распределения среди всего населения. Так, например, один магазин в Западной области получил партию текстильной продукции для отправки на село, — но на следующее утро местный комитет партии попросил директора магазина отложить 1000 метров ткани для своих работников, которые «не имеют возможности и времени стоять в очереди». То же самое происходило на Дальнем Востоке. «К празднику 1 мая в сельпо завезено вино,— писал обиженный местный житель. — Грешным делом я попросил поллитра, мне сказали нет, нельзя, это для партактива, им оставили бочку». Обычай «пропускать номенклатуру вперед» был так силен, что один районный отдел здравоохранения в Сибири объявлял о получении местной аптекой партии особых медикаментов «для защиты ответственных сельскохозяйственных работников от укусов малярийных комаров» [41] .
41
CA. ВКП 355. 179; РГАСПИ. Ф. 78. On. 1. Д. 549. Л. 76-77; Крокодил. 1936. № 24. С. 14.