Повстанцы
Шрифт:
Повстанцы
(роман)
Два крепостных парня поместья Багинай — Пятрас Бальсис из
Покупок много. О чем ни подумаешь — все надобно. Только откуда денег взять? Хоть бы выгодно сбыть привезенные с собой припасы. Женщины положили каждому полкопы яиц, Юозасова мать — еще связку льна, моток шерстяных ниток, кусок масла да два сыра — буренка уже отелилась, а в семье нет малышей. А старая Бальсене подсунула курицу, которая — вот негодница! — повадилась разбивать яйца и склевывать скорлупу. Девушки насбирали кадушку брусники и добавили две связки сушеных грибов.
Припасли кое-что на продажу и сами парни. Пятрас уже давно припрятывал большие пучки щетины и конского волоса. Этот ходкий товар в большом спросе у кедайнских щеточников. Сверх того есть у Пятраса еще четыре хорьковые шкурки. Зверьков изловил самодельными капканами младший его брат Микутис.
Юозас побогаче. Он везет продавать две волчьи шкуры, трех куниц и двух зайцев, добытых позавчера, когда с ночи припорошило. Это завзятый охотник. Уже года три, как он у беглого солдата приобрел ружье и с помощью искусного шиленского кузнеца Дундулиса приспособил для охоты на дичь. Много смекалки, упорства и терпения понадобилось Юозасу, чтобы разжиться порохом, дробью; много хитрости — чтобы во время промысла не попадаться на глаза войту, приказчику, десятскому или другому чужаку: всякий может донести на него пану или стражнику. Не крепостному баловаться ружьецом и охотой!
Когда друзья добрались до города, торг был в самом разгаре. Рынок кишмя кишел людьми и подводами. Еще на краю базара Пятраса и Юозаса обступили перекупщики, допытывались, что у них есть на продажу, запускали руки под дерюгу и, нащупав товар, вытаскивали, оглядывали, сулили свою цену. Поторговавшись и выручив чуть побольше, чем предлагали первые покупатели, парни продали все, что привезли. Теперь будет больше досуга побродить средь людей и по лавкам. Привязав лошадь где поспокойнее, друзья смешались с толпой.
Скопилось немало саней и розвальней. Между повозками сновали перекупщики, крикливо рядились, приценивались и с бранью отходили прочь, чтобы снова вернуться, если попадался нужный товар, который они ста рались заполучить подешевле. Здесь вертелось и много таких, кто не покупал, не продавал, а из одного любопытства терся в толпе, останавливался
Пятрас Бальсис и Пранайтис диву дались, заприметив на базаре зерно: рожь, ячмень, овес. Весной хлеб продавать? Для крепостных поместья Багинай это непривычно. Они после каждой выпечки со страхом следили, как тает горка ржи, при помоле мешали с ячменем, предвидя, что уже через месяц-другой придется радоваться и мякинному хлебу, да еще в самую страду! А тут — рожь продают!
Приглядываются Пятрас с Юозасом к продавцам зерна и замечают, что и сани у них лучше, чем у других, — полозья окованы, и лошади повиднее, да и сами они одеты почище.
За парнями увязался юркий, словоохотливый человек. Видя, с каким изумлением они глазеют на мешки с зерном и на продавцов, он окидывает взглядом их убогий наряд и спрашивает:
— Верно, издалека будете, ребята?
— С Пабярже, — отвечает Пятрас.
— Почти столько же от нас и до Сурвилишкиса, — добавляет Юозас.
— А какого барина? — допытывается человек.
— Пана Скродского, — отзывается Пятрас.
— Поместья Багинай, — добавляет Юозас.
— Скро-о-одского… Баги-и-най… — протяжно повторяет человек, словно удивляясь, соболезнуя и вместе с тем показывая, что теперь ему все ясно.
— Ну, коли вы пана Скродского, так хлебца, конечно, не продаете, — не унимается он и тут же присовокупляет: — Но и не докупаете. Не с чего деньгу сколотить.
— А те, что продают, те-то откуда? — спрашивает Пятрас.
— Эти королевские с Кракяйской округи, а там, дальше, двое и из ваших мест. Чиншевые поместья Клявай, пана Сурвилы.
Пятрас кивает головой:
— Знаем, У них все иначе.
— Видишь, в Кедайняй недавно войско понагнали, так все и вздорожало, — продолжает разъяснять незнакомец. — Хозяева сразу учуяли, и вот сколько всякого добра появилось. Э-э, тетка, почем масло? — спросил он у дородной хозяйки, рассевшейся на санях, словно курица-наседка.
Хозяйка оглядела их с головы до ног и съязвила:
— Не по вашему карману. Жалко горло зря, студить.
Человек, нимало не обидевшись, хитро подмигнул Пятрасу:
— Королевская… Видал, до чего зачванилась! И меня крепостным сочла.
По рынку бродили и дворяне. Их легко было отличить по высоким сапогам желтой кожи, по воротникам из цветного бархата, по шнуровке на груди, рогатым шапкам с широким козырьком, а тех, что одеты поплоше, хотя бы по польскому говору. Иногда сквозь толпу надменно проплывал настоящий пан-помещик, осторожно озираясь, куда ступить, потому что в полдень потеплело от солнца, прорвавшегося сквозь тучи, снег на площади подтек, в проходах образовались лужи, хлюпала вода, к ногам липла грязь.
На другом конце торговали городскими товарами. Услужливый человек, не отставая от друзей, советовал, где что купить, где что подешевле. Они накупили соли, табаку, железных товаров. Пятрас приобрел шапку, сестрам по ленте, Юозас — ножик, старые голенища для башмаков, проволоку для крючков, — словом, почти все, что хотели.
На краю базара сидел торговец церковной утварью. На столике перед ним рядами разложены «Златые алтари», «Врата вечности», «Жития святых», псалтыри, связка восковых свечей, а с другой стороны — четки, ладанки, медальоны, нательные крестики, настенные образа святых и маленькие картинки для закладки в молитвенники.