Пояс Богородицы
Шрифт:
Олелькович присел, взял нетвердой рукой тяжелую бутыль, налил полный кубок меда и, залпом выпив, посидел немного с закрытыми глазами. Сразу полегчало. Он открыл глаза, уже твердой рукой наполнил кубок вторично, теперь неторопливо, с наслаждением отпил глоток.
И тут его взгляд упал на раскрытую книгу.
Он машинально прочел первые строки и очень заинтересовался.
Это была копия какого-то старинного дарственного документа, подписанного Ягайло (между прочим, его двоюродным дедом) еще в бытность его великим князем литовским, но Олельковича,
«Мы, Ягайло, Божьей милостью великий князь литовский, и жмудский, и русский, и…», ну и так далее… Олелькович вдруг представил себя в короне, со скипетром и державой в руках, произносящим торжественно: «Мы, Михайло, Божьей милостью великий князь…»
Выпив еще глоток, Олелькович прикрыл глаза и повторил про себя текст пожалования, как вдруг запнулся и обнаружил, что забыл, чего он великий князь сначала, а чего — потом, просто очередность перепутал…
…Э нет, так не годится/Хорошенькое дело, великий князь во время пожалования и вдруг запинается или путается… Эдак и засмеять могут… Надо будет все это как следует выучить…
Олелькович допил кубок до дна, не долго думая, решительно вырвал страницу, не забыв открыть книгу в другом месте, и, сунув скомканный твердый лист за пазуху, выглянул за дверь.
Обнаружив, что в коридоре еще пусто, он прихватил бутылку с кубком и быстро вернулся в спальню…
В проеме стоял маленький сгорбленный старец-«вещий Иона», как с любовью называл его князь.
— Что случилось, Иона? Отчего ты встал так рано? Иона присел на лавку.
— Он снова здесь. Я чувствую это.
— Кто?
— Тот, кто приехал вчера в полдень. Тот, кто был в тереме на Ипути. И потом в замке Горваль… Я сразу почуял его. А сейчас он где-то там… — Иона указал на окно.
Мурашки пробежали по коже князя Ольшанского.
— Медведев? — почему-то шепотом спросил он.
— Я не знаю его имени, — ответил Иона, я только знаю, что и моя судьба, и твоя будут связаны с ним…
— Как?
— Ты его не послушаешь и сделаешь роковую ошибку, а я отдам ему все самое дорогое, что у меня есть…
— Иона, я знаю, что у тебя дар видеть грядущее, только умоляю тебя, не говори загадками… Скажи прямо, в чем я должен его послушаться? Что ты ему отдашь — у тебя ведь ничего, ну просто ничегошечки нет?
— Я не знаю… Ты, Иван, приведи его ко мне… Я хочу к нему прикоснуться…
— Ладно, постараюсь. Тем более он каждый раз благодарит меня при встрече, что я его когда-то выручил, позвав к нему отца Леонтия, и утверждает, что он мой должник. Вот и вчера тоже сказал снова…
— И скоро, уже совсем скоро, он захочет тебя отблагодарить, но ты не примешь его услуги…
Ольшанский долго смотрел на Иону, потом вздохнул:
— Иона, иди к себе и помолись за мою грешную душу, ладно. Я приведу к тебе Медведева, как только будет случай. А пока позволь мне укрепить мою левую руку. Я хочу добиться того, чтобы двуручным мечом левой рукой я мог бы одним ударом снести голову…
Он отвернулся, набрал полные легкие воздуха и взмахнул мечом.
Огромный меч рассек воздух с глухим и зловещим порохом.
Иона перекрестился и вышел.
Он шел по коридору, глубоко задумавшись.
Что же мне напоминает этот свистящий шорох? Нечто такое я сделал… И видел… Нет, не в реальности… Ага… Вот! Вспомнил… Это было видение… давным-давно… Да-да, точно так же свистнула секира палача, когда отрубала руку Антипу… Я встречался с ним один единственный раз, когда он был еще маленьким мальчиком, но когда, много лет спустя, мне сказали, что теперь он без руки, а я ответил, что видел, как ее отсекали…
…И еще один человек в доме хоть и не видел Медведева, но как раз в это самое время выводил его имя пером на бумаге, хотя и в зашифрованном виде, потому что писал тайнописью.
В отличие от тех обитателей дома, которые уже встали, отец Леонтий еще не ложился.
Он всю ночь работал над переводом с латинского языка одного важного документа, изданного в Риме для внутреннего употребления служителей латинской церкви, и очень торопился, поскольку этот документ содержал весьма любопытные сведения, касающиеся методов борьбы со всевозможными еретиками, а всеми этими вопросами крестник и тайный патрон отца Леонтия, Иосиф, игумен Волоцкий, весьма интересовался.
Торопился старый священник потому, что сегодня утром один из слуг князя Федора отправлялся в замок Горваль с каким-то княжеским поручением и отец Леонтий хотел успеть к его отъезду, чтобы вручить ему попутно и это письмо, якобы для своего помощника-дьячка, который остался в замке. Кроме обыкновенных торговых счетов, написанных обычным языком, плотная кожаная сумка для перевозки ценных бумаг содержала только что законченную обширную рукопись перевода латинского церковного документа, а также написанное тайнописью короткое письмо, в котором-то и упоминалась фамилия Медведева.
С тех пор как однажды Медведев, находясь под стражей князя Федора, попросил отца Леонтия передать Иосифу какие-то странные слова, похожие на шифр, священник аккуратно сообщал игумену Волоцкому о каждой встрече Медведева с князем Федором, полагая, что Иосифа это может интересовать, и судя по ответным благодарностям игумена, поступал правильно. Вот и сейчас он написал о том, что Медведев прибыл вчера и, должно быть, не случайно здесь же собрались одновременно братья князя Федора, что означает только одно — они снова взялись за старое. И хотя дело их, возможно, и правое и доброе, но, как истинный христианин, он, отец Леонтий, противник всякой лжи и тайных сговоров, которые чреваты дурными и порой непоправимыми последствиями, которых он и опасается.