Пояс Ориона
Шрифт:
Герман помолчал, разглядывая жену, а потом неожиданно сказал:
– Ты хороший человек, Тоня.
Поцеловал её в губы и вышел.
Тонечка походила по номеру, прислушиваясь к шуму воды, позвонила на ресепшен и попросила, чтоб открыли смежную комнату – Германы занимали часть огромного номера.
– К Александру Наумовичу неожиданно приехал племянник, он поживёт с нами какое-то время, – объяснила она. – Разумеется, мы доплатим.
Вода всё лилась.
Откинув занавеску, Тонечка немного полюбовалась на театр – так красиво!
…Куда они денут мальчишку вот хотя бы на остаток дня?.. Она собиралась на телевидение, и надо бы сходить, разузнать про Геллу Понтийскую, в миру Лену Пантелееву! У мужа тоже наверняка какие-то свои загадочные дела – повесть «Военная тайна»! Оставить в номере невозможно, он ещё что-нибудь утащит и смоется, взять с собой – тоже вряд ли, он едва на ногах стоит!..
…И вообще – как они во всё это ввязались?!
Тонечка посмотрела на свой закрытый ноутбук. Там внутри, в тексте брошена героиня, в самый опасный и критический момент! Тонечка была уверена, что вскоре вернётся и сможет ей помочь, а вот уже сколько времени прошло, а она всё не возвращается и не помогает. И даже не знает, что там происходит, в её истории! Она точно знала – что-то происходит, так не бывает, чтоб брошенные на полуслове герои замирали, как в игре «Море волнуется», и ничего не делали. Чем-то они заняты, о чём-то думают, чего-то боятся или ждут, а она всё никак не придёт к ним на помощь!..
…Прав Саша, нужно сидеть и писать, а не болтаться по Нижнему Новгороду в поисках приключений!
Но как же не болтаться, если всё так запуталось? Просто насмерть!
Однажды собака Клякса утащила из бабушкиного вязания клубок какого-то редкого и дорогого красного мохера. Должно быть, Кляксе понравилось, что он мохнатенький, как и она сама! Клякса долго и вдумчиво его слюнявила и запутывала, катала по полу, а потом забыла возле дивана. А бабушка почему-то решила, что клубок взяла маленькая Тонечка, и заставила внучку распутывать. Маленькая Тонечка обливалась слезами, уверяла, что ни при чём, но бабушка была неумолима: провинилась – исправляй! Тонечка мучилась с клубком дня два. Её не выпускали на улицу, после завтрака она садилась и принималась за клубок, который от её усилий стал уж вовсе ни на что не похож! Бабушка сидела рядом, посматривала поверх очков и ничем ей не помогала.
Потом из города приехала мама, выбросила ненавистный клубок и купила бабушке новый мохер!
Вот и сейчас всё запуталось примерно как тогда – что произошло в доме Кондрата Ермолаева, куда подевалась его жена, откуда взялся племянник Родион, и самое главное, при чём тут её собственный муж, столичный продюсер и режиссер?!
Стукнула дверь, явился продюсер и режиссёр.
Он сразу постучался в ванную, велел парню заканчивать водные процедуры, повытащил из пакетов барахлишко, поотрывал ценники и сунул ком вещей в приоткрывшуюся щель, из которой сразу повалил пар.
– Я сказала, чтоб ту комнату открыли, – проинформировала Тонечка.
– Зачем?
– А где он будет жить?
– А что, он с нами будет жить?!
Она пожала плечами.
– Саш, пока твой друг Кондрат в отделении, видимо, будет.
Герман подумал немного.
– Я не хочу.
– Можно подумать, что я хочу!.. Это ведь ты меня втравил в… поездочку! Лучше бы в Италию полетели.
Парень выбрался из ванной, зашел в комнату и остановился посередине, свесив длинные худые, как у недокормленной обезьяны, руки.
Германы на него оглянулись.
Он был чистенький, отмытый – и совсем другой. У него оказалась славная, совсем детская мордаха, острые скулы – на левой растекался фиолетовый синяк, – пухлые купидонские губы, зачёсанные назад волосы начали уже подсыхать, кончики завивались. В серой футболке и широченных камуфляжных штанах, страшно модных.
Тонечка быстро взглянула на мужа, хотела было спросить, зачем он купил парню брюки «Стоун Айленд» за бешеные деньги, но не стала.
– Саша, собери его старые вещи в пакет, – распорядилась она, – их нужно отдать в стирку.
– Их нужно выбросить.
– Ну, выброси. Садись, Родион, я тебе заклею здесь и вон на щеке. И рёбра как? Целы?
Он дёрнул тощей шеей.
– Не знаю.
– Больно? Сильно?
– Терпеть можно.
– Тогда терпи.
Тонечка залепила царапины – на щеке и под глазом, – залила антисептиком губу. Парень шипел и мотал головой.
– За что тебя били? – спросила Тонечка, проводя все эти манипуляции.
– Так просто.
– Так просто не бывает.
– А ты откуда знаешь, тётя?
– Я всё знаю. Ещё таблетку, вот эту.
– Да не буду я пилюли глотать!
Тонечка улыбнулась – «пилюли» слово её мужа.
– Придётся.
Она налила воды и, стоя над ним, контролировала, чтоб проглотил, а не держал за щекой.
– Вот молодец. Теперь расскажи мне, как ты попал в дом Кондрата Ермолаева.
Вернулся Герман. Он и вправду ходил к мусорным ящикам во внутренний двор отеля.
– Кондрат сказал, что ты будешь только через три дня, – с порога начал он, услышав Тонечкин вопрос. – Почему ты приехал раньше?..
Парень пожал плечами.
Эти двое не казались ему опасными или подозрительными, но и рассказывать им свою жизнь он не желал.
Нашёлся дядька – повезло, не всем детдомовским так везёт, особенно взрослым! Взрослых никто не хочет, толку от них никакого! Пособие только до восемнадцати платят, а ему уже почти семнадцать, больно кому надо его содержать!.. А свой родной дядька в Нижнем Новгороде не каждому попадается! Когда Маргарита Николаевна, директриса, стала с ним разговоры заводить, мол, кого он помнит из детства, какая мать была, отец какой, кто в гости приходил, он вдруг догадался!.. Не сразу, конечно. Он честно рассказал, что никакого отца вовсе не помнит и не знает, был ли он в их с мамой жизни, а маму он очень любил, вот прямо изо всех сил. Мама весёлая была, кудрявая и всё время пела. Рассказывала, что в роду у них с одной стороны староверы, а с другой поляки, и все пели. Пироги ещё он запомнил. Мама могла соорудить пирог из чего угодно! Маленьким он страшно любил пирог с лимоном – даже фотография осталась, где ему года три и он держит в пухлом кулаке здоровенный кусок лимонного пирога! Удивительное дело, он даже помнил тот пирог, и кто его фотографировал тоже помнил, какой-то дядька с маминой работы. Они пришли с женой, и он всё фотографировал – и стол, и маму, и жену, и вот Родиона!.. А потом Родион ещё очень пироги с мясом полюбил. С вареньем и творогом не особенно, а вот с мясом, это да!..
Конец ознакомительного фрагмента.