Пояс жизни
Шрифт:
— Вот, вот, — торопливо кивнул Костик, и хохолок мотнулся над белыми бинтами. — Я и думаю — как можно сэкономить кислород, Георгий Сергеевич?
— Сэкономить?
— Да, для Николая Федорович…
— Как же ты сэкономишь кислород, Костик?.. Это же не еда и не вода. Каждый вздох не растянешь на неделю…
— Я стараюсь тихо лежать, совсем неподвижно лежать, чтобы мне меньше доставалось. Ведь когда человек лежит неподвижно, ему меньше нужно кислорода, правда?
— Правда, Костик, — Травин ласково погладил его по плечу. — Правда, дорогой…
— А Николай Федорович — он мечется, ему очень плохо… Но как бы нам еще сэкономить кислород? А, Георгий Сергеевич?.. Ведь Николая Федоровича надо спасти, во что бы то ни стало спасти…
— Мы постараемся спасти. А ты не волнуйся… Лежишь и лежи себе. — Травин говорил с Костиком, как с маленьким ребенком.
— Я все лежал и думал, — продолжал Костик. — Как спасти Николая Федоровича?.. Знаете, Георгий Сергеевич, я отдам ему свой кислород, тот, что в баллонах. Его хватит на сутки или даже немножко дольше. А лишние сутки — это так много! Вас, наверное, найдут…
— Неужели ты думаешь, что Николай Федорович захочет спасти себя ценою твоей жизни?
— А вы не скажете ему. Мог же я умереть… Вот и умер. Я уже все продумал. Я сумею сделать…
Левая бровь Травина медленно поползла вверх.
— Ты ничего не сделаешь, Костик. Если нам суждено погибнуть — погибнем вместе. И будет очень хорошо, если ты выкинешь нелепые мысли из головы.
— Нелепые! — Костик смотрел на Травина почти с ненавистью. — Нелепые!
— Да, нелепые. Ни я, ни Батыгин никогда не допустим ничего подобного. Ты умно придумал лежать спокойно. Вот и лежи.
— Хорошо, я буду лежать, — Костик равнодушно отвел глаза, а рука его, скользнув по матрацу, нащупала нож. — Раз велите — буду лежать, — повторил он.
Но Костик не умел притворяться, и Травин все понял. Он не знал, как ему поступить: хотелось и расцеловать этого мальчишку с забавно торчащим хохолком и беспощадно выпороть его.
Он сделал вид, что поверил Костику, и отошел. Но теперь у Травина появилось новое не очень приятное занятие: следить, чтобы не покончил жизнь самоубийством самоотверженный Костик…
Однажды Травина и Костика разбудил неожиданный несильный удар. Это случилось на пятый день. Через некоторое время удар повторился. А затем последовал третий, четвертый, пятый удар, и вскоре Травин потерял им счет. Домик сильно раскачивало. В первое мгновение Травин подумал, что их нашли, но вскоре понял, что домик прибило к берегу, и волны бьют его о скалы…
— Вылезать не будем? — спросил Костик.
Травин покачал головой.
— Не имеет смысла. Учитывая запас кислорода в баллонах, мы, вероятно, сможем продержаться в домике дня два — два с половиной, а без него — всего одни сутки. За сутки же на Венере до жилья не доберешься…
— А подать сигнала мы не сможем?
— Какой?.. Костер не разложишь, ружей у нас нет, да и бессмысленно было бы палить… Нет, лучше подождать. Из домика мы выйдем через день.
— А если шторм?..
— Если шторм, то придется выйти раньше. Одна хорошая волна — и нас расколет, как орех.
Они лежали, прислушиваясь к ударам и стараясь понять, усиливаются волны или нет, а волны подходили то высокие, то низкие, и домик ударялся то сильнее, то слабее. Иной раз им думалось, что шторм уже начался и пора вынимать окно…
Миновала ночь. Удары о скалы не усиливались, но ведь и капля камень точит: осмотрев обращенную к скалам крышу, Травин убедился, что она скоро даст течь…
А Костик лежал и считал, сколько ему осталось жить. Получалось немного, всего несколько часов, до вечера. Он уже давно не заботился о том, чтобы экономить оставшийся в воздухе комнаты кислород. Он дышал глубоко, жадно, стремясь выловить жалкие остатки живительного газа. Странная, необоримая слабость почти лишала Костика возможности двигаться. Иногда он впадал в забытье, и тогда в его истощенном мозгу вспыхивали жуткие, гнетущие картины. У Костика еще оставалась воля, и он заставлял себя просыпаться. Однажды, открыв глаза, он увидел, что Травин надел на лицо Батыгина свою кислородную маску. Очевидно, это несложная процедура совершенно надломила Травина. Он сник и сполз с койки Батыгина на пол. Голова, шея, открытая грудь — все у него было мокрым от пота, грудь вздымалась часто и беспомощно, и он показался Костику похожим на рыбу, вытащенную на песок…
«Пора, — подумал Костик о себе. — Пора». Он отыскал глазами свою кислородную маску и баллоны. Они лежали рядом, и он мог бы дотянуться до них. Ему мучительно захотелось, прежде чем умереть, сделать один-единственный, но полный, настоящий вдох. Руки Костика конвульсивно дернулись и потянулись к маске. Но он не притронулся к ней. Он еще контролировал свои поступки. Медленно, с большим трудом повернулся Костик на бок и достал нож; теперь нужно было упереться рукоятью во что-нибудь твердое и удариться горлом об острие.
Костик последний раз взглянул на Батыгина, на Травина. Батыгин затих, получив кислород, и грудь его почти не вздымалась, он лежал тихим, умиротворенным. А Травин бился, задыхаясь, на полу у его ног.
«Все, теперь все», — сказал себе Костик. Он поднялся на локтях, повернул нож острием кверху, но внезапно в глазах потемнело, он качнулся, выронил нож и без сознания упал на койку…
Их нашли на исходе шестого дня, в двухстах километрах от Землеграда. На ногах держался один Батыгин. Все индивидуальные баллоны были пусты: Батыгин выпустил кислород в комнату…
8
Травина, Костика и Батыгина доставили прямо на плато Звездолета и передали в распоряжение врача. После короткого улучшения Батыгин вновь почувствовал себя плохо, и врач по ночам не отходил от него.
— Он выживет? — со слезами на глазах спрашивал Виктор у врача. — Скажите, выживет?
— Должен выжить, — отвечал врач. — Но ты сам понимаешь, что такие потрясения в его возрасте не проходят бесследно.
— Что толку от вашей медицины, если она не может спасти такого человека!