Пойди поставь сторожа
Шрифт:
А о чем нынче говорят? Некогда от этих разговоров у Джин-Луизы уши вяли, а теперь приходилось держать их на макушке. Новобрачные самодовольно ворковали о своих Бобах и Майклах, о том, как четыре месяца назад вышли за своих Бобов и Майклов, а Бобы и Майклы уже прибавили по двадцать фунтов каждый. Джин-Луиза поборола искушение растолковать юным гостьям, по каким клиническим причинам, скорее всего, произошел столь быстрый привес, и обратила внимание туда, где толковали о плодах супружеской жизни, но толки эти вогнали ее в еще большую тоску.
Когда Джерри было два месяца, он посмотрел на
Бригада легкой кавалерии разместилась слева – дамы немного и сильно за тридцать, посвящавшие почти весь свой досуг дамскому клубуффффффф, бриджу и стремлению обставить соперниц по части бытовой техники.
Джон сказал, что… Кэлвин сказал, что… почки, но Аллен практически отучил меня от жареного… после того, как у меня заела «молния», я зареклась… и я решительно не понимаю, с какой стати она подумала, что ей это сойдет с рук… бедняжка, на ее месте я бы… шоковая терапия, вот что ей прописали. Говорят, она… по субботам Лоренс Уэлк [44] по телевизору – и он пляшет… я так смеялась, что, думала, умру! Он весь из себя в… ну да, мое подвенечное платье, и, представляешь, оно мне до сих пор как раз.
44
Лоренс Уэлк (1903–1992) – американский аккордеонист, руководитель оркестра и телеперсона, ведущий The Lawrence Welk Show (1951–1982).
Справа от Джин-Луизы сидели три Присноуповающие. Эти мейкомбские барышни обладали безупречной репутацией и неизменно пребывали в стадии «на выданье», причем никак не могли сделать следующий шаг. Их замужние сверстницы покровительствовали им, слегка сочувствовали и побуждали к охоте на каждое неприкаянное, неокольцованное лицо мужского пола, приезжавшее в гости к общим знакомым. На одну из них Джин-Луиза посматривала с едким злорадством – лет в десять, предприняв единственную в жизни попытку прибиться к стае, она спросила у Сары Финли: «Можно мне зайти к тебе сегодня после обеда?» – и услышала: «Нет, лучше не надо. Мама говорит, ты слишком грубая».
Сейчас обе одиноки и, хоть и по совершенно разным причинам, как бы сравнялись, так?
Присноуповающие вполголоса щебетали между собой:
– …какой-то был просто нескончаемый день… на задах банка… да, новый дом, у дороги… пятое и десятое, вот и получается, что в церкви будешь сидеть каждое воскресенье по четыре часа… сколько раз я говорила мистеру Фреду, что это не те помидоры… заживо сваришься… так и сказала: не поставите кондиционер… и вот так прямо сдаться. Это что еще за фокусы?
Джин-Луиза, улучив момент, вклинилась в разговор:
– Все еще работаешь в банке, Сара?
– Ну еще бы. До самой смерти там и останусь.
Гм.
– А как поживает Джейн… не помню фамилию? Вы с ней были не разлей вода. – Сара и
– A-а, Джейн. Она еще во время войны выскочила за такого довольно странного молодого человека и теперь ты бы ее не узнала.
– Да ну? Где она сейчас?
– В Мобиле. Во время войны съездила в Вашингтон и научилась там говорить на их гадкий манер. Получается у нее неважно, но никто не решается ей сказать, так что она все выпендривается. Помнишь, она ходила, закинув голову? Вот она и сейчас так ходит.
– Неужели?
– Ей-богу.
От тетушки, черт бы ее побрал, порой все же бывает польза, подумала Джин-Луиза, когда та подала ей знак. Джин-Луиза пошла на кухню и вернулась с подносом коктейльных салфеток. Пустила их по кругу – словно принялась нажимать клавиши огромного клавесина:
– …я никогда в жизни… такая чудесная картина… со старым мистером Хили… а они лежали на каминной доске прямо у меня под носом… да? часов одиннадцать, кажется… дело кончится разводом. В конце концов, он так себя с ней… все девять месяцев каждый час растирал мне спину… ты бы его видела… не поверишь – каждые пять минут писался в постель. Я это прекратила… всем в нашем классе, кроме той мерзкой девчонки из Старого Сарэма. Она-то не разбирается… все между строк, но ты точно знаешь, что он имел в виду.
Так. Теперь сэндвичи – и клавиши нажимаются в обратном порядке:
…Мистер Талберт взглянул на меня и сказал… ну никак не могла приучить его проситься на горшок……бобов по четвергам вечером. Вот этому он научился у янки… Алой и Белой розы? Нет, дорогая, я говорю: мало ли, будут грозы… мусорщику. Я только это и смогла, когда она… по ржи. Ничего не могла с собой поделать, будто впала в… Аминь! Когда все будет позади, с ума сойду от счастья… разве можно с ней так обращаться?., горы, горы пеленок, а он еще спрашивает, с чего бы это мне так уставать? Он-то все-таки… в папка, с самого начала, вот она где была.
Тетушка ходила следом за ней и, подавая кофе, добивалась слаженности этого многоголосия, покуда оно не превратилось в однотонный гул. Джин-Луиза решила, что бригада легкой кавалерии подойдет ей больше, и, придвинув пуфик, переместилась к ним. Вычленила из стайки Хестер Синклер:
– Как Билл поживает?
– Спасибо, хорошо. Жить с ним с каждым днем все трудней. Какое ужасное происшествие с бедным мистером Хили, а?
– Да уж.
– Вы с этим парнем, кажется, знакомы?
– Да, он внук нашей Кэлпурнии.
– Боже мой, не понимаю, что с ними со всеми стало в последнее время. Его обвинят в убийстве, как думаешь?
– В непредумышленном, видимо.
– Да? – Хестер явно огорчилась. – Ну да, пожалуй, это правильно. Он же не нарочно?..
– Не нарочно.
– А я-то думала, мы наконец-то попереживаем… – засмеялась Хестер.
Волосы шевельнулись на голове Джин-Луизы. Где же мое чувство юмора? Потеряно безвозвратно, в том-то, наверно, и дело. Я становлюсь похожа на кузена Эдгара.
– …уж лет десять не бывало хорошего процесса, – продолжала меж тем Хестер. – Ну, то есть, – хорошего процесса над черномазым. Ничего, кроме пьяной поножовщины.