Пойди туда, не знаю куда. Книга 4. Сват Наум
Шрифт:
– Собрал, собрал! Артель готова. И с торговлей, я тебе скажу, Артамон Сергеич, благодаря этому парню, все офеньские поезда теперь через мою заставу идут. А с ними до Кавказа и до Урала торговать можно. Да они в обход войны до венгров и до немцев добираются. Немалые дела можно делать!
– А он-то здесь причем?
– А вот увидишь. Сегодня отдохнешь, в баньку сходим, а завтра офени приезжают позабавиться. Там и посмотришь.
– Не хотел я задерживаться. Государь ждет, в Смоленск возвращаться собрался. Хочу обороткой смотаться через Шую до Луха, показать строителю, где строить,
– Один день ничего не решит. А осмотреть наше хозяйство надо. Да и стрельбища устроим при свете, сегодня уже поздновато окажется. И борьбу посмотришь. С офеньскими старшинами познакомлю. А это, считай, возможность свободных денег, если на что срочно вложить потребуется…
При этих словах полковник снова посмотрел на полусотника с прищуром:
– Ну, Венедих, если все так, вместе со мной в Москву поедешь. Есть кого вместо себя оставить?
– Подготовлен! – радостно засмеялся полусотник. – А скажи-ка, Федот, вон в того коршуна мог бы попасть, что над нами кружит? – вдруг крикнул он.
Федот остановил коня, поглядел вверх. Полковник с полусотником тоже остановились, наблюдая за ним.
– Попасть-то можно… – задумчиво ответил Федот, пряча глаза.
– Да ну! – крикнул полковник. – Это ж немыслимо!
Полусотник закивал ему, показывая руками: мыслимо – немыслимо, а попадет, чертяка!
– Ну, попади! – сказал полковник.
Но Федот мялся и не стрелял.
– Что не так? – воскликнул полковник.
– Что не так? – спросил полусотник Федота.
– Я птичек люблю, – тихо прошептал Федот. – Чего его зря убивать. Не на еду ведь… Можно, я у него только перо выбью?
– Перо?! Он сказал, перо выбьет? – обалдело переспросил полковник, глядя на столь же обалделого полусотника. – Ну, выбей перо!
Федот тут же повеселел, вскинул ружье, прицелился и стал ждать, пока придет внутренний толчок, означающий, что все получится. Толчки приходили несколько раз, но Федот не успевал нажать на спусковой крючок, и ему пришлось внутренне перестроиться, стать словно бы быстрее внутри себя.
И перо вылетело из хвоста коршуна и, кружась, упало на дорогу.
Полковник сам спрыгнул с коня, подобрал перебитое перо и спрятал за околыш шапки:
– Эту метку мне есть кому показать, сотник…
Дела полковничьи
На стрелецкие посиделки, в связи с приездом полковника, пришли не только суздальские и офеньские старшины, но и местные девушки из лучших семей. Сидели в своем углу, играли глазками, шушукались и пели:
– Все цветы они алые,
– А один алее всех,
– Все дружки они милые,
– А один милее всех…
Полковник устроил пирушку для старшин, а потом, в качестве развлечения, позвал борцов.
Старшины потому и поднялись по жизни, что были людьми силы. Поэтому толк в борьбе знали, но смотрели,
Полковник переглядывался с полусотником и посмеивался. Они оба предчувствовали, какое воздействие окажет это зрелище там, где найдутся ему ценители, и мысленно потирали руки.
– Боярину Морозову показать бы… – шепнул полусотник.
– Люблю сообразительных, – усмехнулся полковник. – А, как думаешь, Федот наш тоже сообразительный?
– А давай проверим, Артамон Матвеевич! Чего тут гадать.
– Ну, проверь, – разрешил полковник и переключился на старшин, ведя с ними дипломатические переговоры.
Старшины знали про него, что он не только полковник, но и стольник, и дипломат и ездит по поручению государя по заграничным странам, знали даже, что жену привез из Шотландии королевских кровей, и им льстило, что он посвящает их в тайное тайных. Правда, расходясь, неглупые русские люди качали головами и делились ощущением, что сказал стольник много, а чего сказал, так и не поняли… Но были этим довольны, потому что дипломат и должен говорить много, а сказать ничего!
Полусотник же между тем велел Федоту, когда все разойдутся, остаться и посторожить в горнице, поскольку у них с полковником будет важный разговор, который никто не должен подслушать. Федот сел на скамье у дверей, поставил саблю между ног, уперев в пол, положил на ее рукоять обе руки и замер, прислушиваясь к тому, что творится вокруг.
Полковник с полусотником, проводив гостей, уселись за стол, налили себе заморского вина, романеи, предложили Федоту, но он поднялся на ноги, поклонился и отказался:
– Я лучше молочка.
– Не пьешь лишку? – спросил полковник.
– Не-а, – ответил Федот. – Не пробовал.
– Так, может, попробуешь?
– Я бы лучше молочка. Пахнет как-то…
– А ну-ка подошел, попробовал, – приказал полусотник.
– Ага! Есть, – ответил Федот, подошел, отпил из оловянной стопки глоток романеи, поморщился и поставил на стол. – Молоко лучше!
– И брагу или мед, водку, тоже не любишь? – спросил полковник.
– Братья пили, мне не наливали. Не знаю, люблю ли.
– Так попробовал бы.
– А чего пробовать. Я что ли, братьев не помню. Сразу драться лезли…
– Или квасу? – засмеялся полусотник.
– Или квасу, – ответил Федот, вернулся к двери и уселся, поставив саблю между ног.
Полковник с полусотником проводили его взглядами, улыбаясь, но полусотник подмигнул и начал мудреный разговор за государственные дела. Принялся обсуждать сложные отношения боярина Морозова с Милославскими, и то, как громили людей Никиты Романова и Якова Черкасского, начиная с Савинки Корепова, беломестца князя Романова, который говорил, что царь молодой глуп, черт у него ум отнял, и глядит он изо рта у бояр Морозова и Милославского.