Пойманные сном
Шрифт:
Лёхин полюбовался на очередной вираж и вздохнул.
– Крысюки - это на самом деле или предположение?
– Спустись да погляди! Домофон-то отключить сможешь?
– Смогу.
На всякий случай со своего седьмого этажа Лёхин спустился по лестнице. Сразу подошёл к электрощиту. Быстро разыскав домофонный блок, опустил-перещёлкнул микропереключатели и осторожно приблизился к подъездной двери. Открывал постепенно, стараясь сразу просматривать увеличивающееся пространство. И - замер. Крысюков оказалось двое. Наверное, их оставили только в качестве сторожей или наблюдателей. Узнать их несложно - по грушевидным
– Ну что?
– риторически вопросил вихорёк.
Лёхин помолчал, собираясь с мыслями. Нет, конечно, можно прорваться и с боем, но тащить с собой на хвосте крысюков - гиблое дело. Первое, что мелькнуло из умного, - вернуться домой и попробовать через балкон перебраться в другой подъезд, благо два балкона соединены. Одно крупное "но" - время слишком позднее. Соседка по балкону - хоть и знакомая по рынку, где торгует, но, позвони он сейчас, она точно откажется его впустить. И ведь так понятно - почему.
Вертушинка вьюжной петлёй промчалась по лестнице к почтовым ящикам и оттуда снисходительно сказала:
– Ну вот, а говоришь - один везде. Да ты без помощи вообще никак и никуда! Поднимайся! Отсюда легко удрать от них.
Лёхин чуть по лбу себя не стукнул. Их подъезд - середина дома. А поскольку дом достаточно длинный, то сделали в их подъезде запасной выход на другую сторону - на дорогу. Сам выход закрыт бдительной дворничихой ("У меня тут мётлы и вообще рабочий инструмент! Буду я каждому давать ключи от двери!"), но подъездное окно на площадке с почтовыми ящиками выходит на крышу запасного выхода.
Поднимаясь по лестнице, он даже вспомнил, как два года назад, когда на подъезд поставили домофон, квартиранты со второго этажа, чьи хозяева не удосужились снабдить ребят ключами, действовали очень просто: перед выходом из дома открывали щеколды на рамах, а поскольку приходили с работы поздно, то никто и не видел, как они залезали на крышу запасного выхода и спокойно проникали через окно. Только Лёхин их однажды засёк: возвращался с какой-то вечеринки и услышал возню у почтовых ящиков. Поднялся посмотреть - на всякий случай. И немного… ну, обалдел: из форточки подъездного окна лезет что-то длинное и фыркает от приглушённого смеха. Он еле успел схватить падающего "домушника", а потом впустил остальных. Как выяснилось, кто-то из соседей забирал почту и заметил неладное с окном. Результат: ребята-квартиранты решили, что один полезет в форточку и откроет путь друзьям…
Проверив щеколды и пообещав себе не забыть закрыть окно на обратном пути, Лёхин вылез на карниз, хмыкнул: до крыши - полметра. И прыгнул. В ухо хихикнули. Он привычно обернулся и увидел: на противоположном краю крыши сидит к нему задом, но оглянувшись, серый котяра - морда недовольная. Чего, мол, распрыгался?..
Чувствуя себя нарушителем покоя и тишины, Лёхин присел на своём краю. Так. Прыгать можно или на плиту перед ступеньками двух лестниц, или сразу на асфальтовую дорожку, отделяющую дом от газонной зелени. Он решил не рисковать. Сел на край и, развернувшись - съезжая, крепко вцепился в крышу. Через секунду он висел, жалея, что не надел перчаток, а ещё через две спрыгнул.
– Эй, а я как?
На краю крыши вертелось что-то маленькое, но отчётливое.
– А ты оставайся, - велел Лёхин.
– Присмотришь за народом, если что…
– Ну нет! Это тебя без присмотра оставлять нельзя! Всё. Я счас прыгну - и ты будешь виноват в моей безвременной смерти!
Лёхин длинно вздохнул и поднял руки - ладони ковшиком.
– Ладно, прыгай - поддержу. Только одно условие: не слишком болтать в дороге.
– Я не болтливая! Я разговорчивая!
– заявил вихорёк и спорхнул с крыши в руки Лёхина.
Ощущение - прислушался Лёхин - будто прохладным ветерком повеяло. Только наклонился поставить Вертушинку на плиту, как та сама снова спорхнула с ладоней. Ишь, шустрая какая - подумалось незлобиво, а Шишик с плеча проворчал что-то своё насчёт шустрых и разговорчивых.
Он быстро сбежал по ступенькам - еле видные в редком позднем свете из окон, они живо напомнили ступеньки лестниц в Каменный город. Разве что были слишком обычными, напоминающими о тесных подъездах человеческих домов.
Огляделся. Пешеходная дорожка перед домом пуста. Фонарь чуть слева уже отключили, а справа - горел, потому как сторожил остановку. Машины по дороге пролетали реже, но запах бензиновых паров всё-таки чувствовался в холодном воздухе, пропахшем замёрзшей травой и палыми листьями.
Вертушинка, против обыкновения, уже не рвалась уверенно вперёд, а как-то даже жалась к ногам Лёхина. Шишик же нахохлился на плече, словно продрог после тёплой комнаты на заметном, порывами ветерке, от которого ёжился даже хозяин.
А всё-таки хорошо пройтись по ночной дороге!.. Если б не грызло одно маленькое сожаление: дома, в тёплой постели, осталась женщина. Одна. Без него… Эх… Но странно. Какое-то тёплое чувство постепенно разрасталось в груди и грело, грело - до улыбки…
– Смотри, Лёхин, - бесцеремонно вторглась в его рассеянные мысли Вертушинка, - а там Палисадничие возятся! Чего это они, на ночь глядя, затеяли?
Лёхин прибавил шагу, прошёл остановку, пересёк объездную дорогу и вскоре очутился на месте, которое углядела Вертушинка. Здесь, в начале небольшой липово-тополиной аллеи, и работали Лешие-Палисадничие. Присмотревшись, он понял: двое больших Палисадничих с трудом тащили ещё не очень зрелого Зеркальщика к канализационному колодцу, а третий, поменьше, помогал им, пытаясь приподнять "хвост" Зеркальщика. Но тот постоянно выскальзывал из рук, и третий сердито пинал его, отчего весь Зеркальщик трясся, а двое передних Палисадничих оборачивались и что-то укоризненно говорили младшему…
– Бог в помочь, - негромко сказал Лёхин.
– Помощь нужна?
– Не отказались бы, благодетель, - сказал один из больших Палисадничих, бережно опуская мягкую тушу Зеркальщика.
– Устали - совсем невмоченьки стало. Сколько их развелось вдруг - прибирать не успеваем. Ты не Лексей ли Григорьич будешь?
– Он самый. А ну-ка…
Он сделал легче: сцепил ладони в замок под Зеркальщиком и просто приподнял его, благо рост позволял. Обрадованные Палисадничие побежали впереди совсем убрать с колодца едва отодвинутую крышку. Зеркальщик обвис на руках человека, и нести его таким образом было легко. Лёхин и тащил, прислушиваясь к удивлённому, с трудом различимому помыкиванию странной сущности.