Пойманные сном
Шрифт:
Всё произошло слишком быстро. В очередной раз бросился под ноги вернувшийся - с диким визгом, от которого Лёхин шарахнулся. Жёсткий удар под колени. Откуда здесь… Вон откуда. Он же пятится. Это бетонная ступень крыльца. Одновременно в воздух стремительной змеёй метнулась цепь и вытянула его, потерявшего равновесие, по лицу слева. Боль взорвалась и заполыхала яростным огнём во мраке.
Из ослабевшей ладони выпал меч. Человек упал боком. Как ни странно, цепь милосердно развернула в последний момент тело - и он не рухнул, а будто сложился…
Крысюки, запаленно сопя, замерли, всматриваясь в лежащего. Потом переглянулись.
Усач сунул под пиджак свой широкий нож и слегка попинал Лёхина по ногам. Тот не шевельнулся. Крысюк склонился над человеком. Остальные пристально наблюдали за обоими. Усач что-то проворчал и разогнулся, пошёл к упавшему мечу. Постоял, медленно ощериваясь узкой челюстью…
На приближающийся к подъезду по дороге перед домом перестук крысюки внимания не обратили. Как не обратили внимания на внезапно проснувшийся ветер, где-то нашедший поиграться целые вихри сухих листьев.
Забавно и жутковато принюхиваясь, Усач не наклонился, а точно перетёк в поклон, протянул руку к мечу-складенцу. И - с суматошным визгом отпрянул. На клинок, ближе к рукояти, наступила чья-то нога в сапоге.
На бетонную плиту крыльца высыпала целая орава взволнованных домовых. Впереди - Елисей, держащий в руках Шишиков.
Крысюки сбились в кучу, что-то перепуганно ворча и повизгивая.
С дороги перед домом к подъезду, всё так же тихонько перестукивая копытами, пошла гнедая лошадь, направляемая твёрдой рукой женщины, которая по-мужски сидела в седле. Едва лошадь остановилась (листья, несомые разыгравшимся ветром, шаловливо обвевали её ноги), всадница повернула голову взглянуть на крысюков.
Высокий русоволосый мужчина, помешавший крысюку взять меч, поднял оружие и подошёл к Лёхину. Второй, похожий на первого, разве что повыше и худощавей, взял под уздцы лошадь и помог всаднице спешиться. Зашелестели листья её одеяния, когда женщина скользнула с лошади. Осенница сонно кивнула ему и присела перед Лёхиным. Домовые, не решавшиеся подойти, следили, как она медленно обирает что-то с человека, в то время как двое мужчин в старинных воинских одеждах сторожат её, сверху вниз поглядывая на крысюков. Те уйти не могли: защита дома не пускала в обе стороны.
Длинные волосы с вплетёнными в них травами и листьями почти касались лица Лёхина. Тонкие пальцы двигались дремотно, но уверенно… Осенница встала. Мужчина, подобравший меч Лёхина, подошёл и взвалил человека на своё плечо. Домовые бросились в подъезд - неизвестный последовал за ними. Легко, словно не ощущая ноши на плече.
Тем временем Осенница снова села в седло. Сонные глаза равнодушно скользнули по лежащему крысюку с разбитым лицом.
Мужчина, оставшийся с нею, обернулся к газону и тихо свистнул. Из высоких сиреневых кустов, ещё не сбросивших пожухлую листву, тенью из тени, вышли два вороных коня. Едва воин взялся за их узду, к месту происшествия подъехал чёрный джип.
Крысюки оживились, злобно зашипели на Осенницу, пока та искоса не взглянула на них. Лиственный вихрь взвился перед ними и застыл, будто листья нанизали на проволоку. Крысюки замолчали. Будучи недавно обычными людьми, они пока ещё не разбирались в том мире, частью которого стали.
Вышедший из джипа водитель почтительно открыл дверцу салона. Альберт встал на краю площадки. Крысюки бросились к нему. Женщина на лошади не шелохнулась.
Не обращая внимания ни на неё, ни на крысюков, Альберт осмотрел площадку и направился к Костлявому. Взяв его за шиворот, он неожиданно легко потащил его за собой к машине. Крысюки поплелись за ним. Альберт буквально зашвырнул безвольное тело в джип, выждал, когда в него сядут крысюки, и сел сам. Джип уехал.
Осенница молча смотрела ему вслед. Сонное лицо так и не дрогнуло, словно маска, если не считать слабого движения линии губ. И мягкого опадания застывших было в воздухе листьев.
Вернулся воин, унёсший с площадки Лёхина. Он сел на одного из вороных, и вся троица неспешно спустилась с приподъездной площадки и поехала по дороге, постепенно пропадая во тьме. Ветер весело подгонял за ними шуршащие листья.
Выглянула из-за подъездной двери прятавшаяся там Вертушинка и помчалась в подъезд, невесомо взлетая по лестницам - прямиком к Лёхиной квартире. Как она и рассчитывала, дверь была приоткрыта. Нисколько не сомневаясь, вихорёк влетел в квартиру. Покружив немного по прихожей, он вкрутился на кухню.
– Батюшки! Это ещё кто?!
– ахнул Елисей, который как раз лез на стол.
– Вертушинкой прозываемся!
– весело сказал вихорёк и проехался по кухне.
– Ничего тут у вас - жить можно! Так что - остаюся.
– Елисей, с кем ты говоришь?
– озадачился Касьянушка. Он-то на вихорёк не смотрел снизу вверх, так что о присутствии кого-то незнакомого на кухне и не догадывался, пока домовой не заговорил.
Два Шишика, сидевшие на краю стола, свесились поглядеть на маленький смерч и что-то пробормотали. Вертушинка остановилась рядом, под ними.
– А пошто ты с нами останешься?
– спросил Елисей, делая Касьянушке знак, чтобы помолчал.
– Кто тебя звал сюда? И кто ты такой? Аль такая?
– Меня хозяин ваш пригласил - вот! Сказал, мол, обижать тебя никто не будет, местечко найдётся, где голову приклонить. Оставайся, Вертушинка, в общем! А ещё сказал: домовой у нас, мол, болтун, с ним тебе, Вертушинка, будет о чём поболтать!
30.
Обиженные Шишики сидели друг против друга и объедали зефир, положенный Елисеем между ними. Объедали нехотя, лишь помня, что он вкусен и любимый.
В кухне заседал народ квартиры с соседями. Повестка сначала состояла из нескольких вопросов, которые в определённый момент вдруг принялись размножаться. А тут ещё Елисей время от времени вздрагивал и сломя голову мчался в спальню: ему всё казалось, что хозяин очнулся. И народ бросался бежать вместе с ним всей толпой сочувствующих, а потом кто-нибудь из призраков, дежуривших в этот час у постели больного, взвивался от возмущения и шёпотом орал, выгоняя нарушителей спокойствия.
В конце концов, привидения заявили, что больше нет сил терпеть такое отношение к пострадавшему хозяину квартиры, и велели Елисею просто закрыть дверь в спальню и не бегать туда зряшно. Бегать разрешили домовому строго через каждые пятнадцать минут - менять на лице Лёхина тряпочку, которая всякий раз медленно пропитывалась кровью. Цепь здорово разбила кожу на скуле до челюсти и хорошо ещё - не тронула глаз.