Поймать Бевиса Броза
Шрифт:
Еще пять минут он подробно описывал, обстоятельства создания шедевра. Я стояла возле книжных шкафов и следила за приятелем. Теодор ди Ланс, без сомнений, был хорош собой, и благородые девицы слушали его, открыв рты, просто за одухотворенную внешность. Незаметно ко мне приблизился Ленар.
– Благодарю, - пробормотала я. – Ты спас вечер от провала.
– Ты же помнишь, что теперь должна мне.
– Разве ты дашь забыть?
– Кстати, пиджак на нем сидит отвратительно, - вдруг заметил Кристоф.
–
– Вы ревнуете Теодора ди Ланса к своему пиджаку?
И тут Тео приступил к декларированию… Могу заметить только одно – читал он вдохновенно. Когда в середине поэмы он сравнил нижнюю часть женского тела с кормой парусника, только-только спущенного на воду, я почувствовала, что готова сгореть от стыда, будто бы лично выступала перед целым читальным залом слушателей и несла страшнейшую пургу.
– Какая замечательная метафора, – с издевкой промурлыкал мне в ухо Ленар.
– Ты была права, он чудовищно талантлив.
– Разве что чудовищно, – не удержалась я.
– Господин ди Ланс не пытался пробовать себя в прозе?
– вдруг пробормотал Кристоф, и у меня в голове мигом зазвенели тревожные колокольчики.
– Думаю,тебе следует спросить это у него, - отрезала я.
Наконец, бесконечный поток сознания, кое-как втиснутый в рифмованные строки, подошел к концу. Тео благородно раскланялся. Подозреваю, он планировал продлить звездный час и зачитать полное содержание красной папки весенних стихов, но тут со своего стула вскочил Эдон Рауф. Срывающимся гoлосом он воскликнул:
– Я бы хотел прочитать оду собственного сочинения!
Зал встретил предложение чертежника настороженным молчанием. Он вышел вперед, расправил трясущейся рукой замусоленную бумажку и откашлялся.
– Это проба пера, - объявил он,и я поняла, что складывать рифмы Эдон Рауф бросился от разбитого сердца. – Ода жестокой благородной девице!
– Какой разносторонний господин, - не удержался Ленар. – И прямые чертит,и стихи слагает.
– Спoрим, весь институт в шоке, – уклончиво отозвалась я.
Эдон между тем отвел бумажку подальше, поднял руку над головой и завыл, подражая исполнению наставницы Орди:
– Ты похожа на равнобедренный треугольник!
Одни прямые линии и острые углы.
Я подумал, что мы будем чертить круги на бумаге,
Но ты заявила, что не готова использовать мой циркуль.
Как, скажи, мне жить, жестокая благородная дева?
Пока он читал,то ощупывал зрительный зал пытливым взглядом. Не найдя жестокой благородной девы, давшей ему от ворот поворот, с горя
– Мне страшно представить, кого он сравнивает с равнобедренным треугольником, - тихo произнес Ленар.
– Меня больше волнует, что он имел в виду, когда писал о своем циркуле.
Под конец чтений я сбежала из библиотеки за бандеролью с рукописью, а когда вернулась, то обнаружила пустой читальный зал. Участницы литературного клуба расставляли столы со стульями и собирали светильники с магическими камнями.
– А где Тео?
– растерянно спросила я у Риты.
– У декана Орди, – кивнула oна.
Видимо, наставница желала за стаканчиком хереса поговорить о судьбах поэзии в нашем славном королевcтве. В смысле, посетовать, что поэтов окружают сплошные бездарности.
Я посмотрела на рукопись в руках. Как все неудачно складывалось!
– А Эдона Рауфа не взяли, сколько он возле них ни крутился, – заметила одна из пятикурсниц. – н ужасно расстроился. Хороший ведь стишок написал.
– Главное, образный, - не без иронии фыркнула я. Возможно, если в следующий раз чертежник зарифмует хотя бы две строчки, то его точно примут в клуб неоцененных талантов.
Ждать пришлось долго. Боясь пропустить приятеля, я караулила егo в холле и страшно нервничала. Сидела на каменном подоконнике и таращилась на длинную лестницу, застеленную красным истоптанным ковром. По пoзднему часу холл пустовал. Через окошко было видно, что перед парадным входом гостя дожидалась ректорская карета с фонарем на крыше.
Настенные часы показывали начало десятого, я пропустила ужин и перекличку, но дождалась Теодора. Он появился. Вернее, сначала по ступенькам проскакала туфля, а потом едва не скатился хихикающий поэт. Деканский херес явно был крепок, и хмельной приятель не сразу меня заметил.
– София! – воскликнул он.
– Я познакомился с Кристофом Ленаром. Мы приятно побеседовали о любовной прозе и ручных драконах. Очень милый и эрудированный человек.
– Милее некуда, – сухо отозвалась я, промолчав, что осталась должна этому «милому» господину, что б его разобрало проклятьем икоты.
– У меня к тебе личная просьба. Отправишь завтра утром?
Тео забрал протянутую бандероль и присмотрелся к адресу получателя. Рисковать и отправлять книгу через чужие руки напрямую к издателю я побоялась, папке с новым романом сначaла предстояло попасть к стряпчему.
– Тяжеленькая. – Приятель без особенного пиетета взвесил на ладони плод моего многомесячного труда.
– И я буду благодарна, если в институте о бандероли не узнают.
Не хотелось бы, чтобы он в случайном разговоре ляпнул, что София Вермонт втихую отправляет из замка посылки.