Поймать звездный ветер
Шрифт:
«Прощай, я улетаю навсегда —
Туда,
Где, может быть, найду
Ту самую звезду,
Где ждут меня и любят…»
— Да это же «Марш приграничников»! — воскликнул я.
— Может быть, ты и прав, — с сомнением произнес Ральф. Затем он повторил: — Ты можешь быть прав. Даже в этом случае, музыка этой песни не является эксклюзивной собственностью приграничников. Она очень и очень старая — никто не знает, сколько раз к ней подбирались новые слова. Но раз мы слышим ее, слышим их радио, значит, земные корабли вступали в контакт с этим миром. Видимо, Служба разведки или случайные звездолеты. И я думаю, что мы можем рассчитывать на дружественный прием, даже помощь… — Он слегка успокоился и повеселел. — Хорошо. Мы начинаем посадку. Это место идеально, здесь сейчас солнечная сторона планеты. Вы все знаете правило буравчика. Разворачивайте паруса — черной стороной к солнцу, отражающей — к источнику отраженного света. Включайте помпы, как только начнутся слои атмосферы.
Его сильные, умелые руки играли с кнопками на панели управления. Я наблюдал за контрольным табло. Далеко впереди был виден корабль, огибающий солнце. Его окружало множество турбин и лонжеронов — одни ослепительно белые, другие — черные. Я наблюдал, но в их расположении ничего не менялось. Я услышал, как Ральф тихо ругается и обернулся к нему. Панель управления ожила и загорелась красным.
Интерком затрещал, и мы услышали голос Пегги:
— Провод поврежден. Энергия поступает прямо к моторам тримминга. Все горит.
— Ручной тримминг, — резко приказал Ральф. — Все в отсек триммингового механизма. Быстрее.
Я покинул рубку управления первым. Сандра поспевала за мной. Док Дженкинс и Марта бежали позади. Мы на всех парах миновали соединяющий коридор, сохраняя контакт магнитных сандалий с полом, понимая, что в невесомости это самый быстрый способ передвижения. Похоже, авария разрасталась с ужасной быстротой. Когда мы миновали отсек псионного радио, то встретились с Клодом Сметвиком, вышедшим нам навстречу. Я схватил его за руку и потащил за собой, отказываясь слушать то, что он пытается сообщить.
Отсек тримминговых моторов был наполнен запахом горящей изоляции, разогретого и плавящегося металла и озона. Пегги уже была там, быстро отрывая панели от перегородок, оставляя поврежденный провод открытым.
— Если бы вы сделали это первым делом, мисс Симмонс, — ядовито заметила Сандра, — вместо изготовления самодельных хлопушек…
— Заткнись! — заорал я. И, обращаясь к Пегги: — Включай ручное управление!
— Питер, — забормотал Клод Сметвик. — Я вышел на контакт. Этот мир…
— Позже, — оборвал его я. — Расскажешь позже. Нам нужно разобраться с кораблем.
— Но…
— Все взялись за колесо, слышите, все! А теперь… теперь… повернули! — Механизм ручного управления был слишком громоздким, а наши усилия — неловкими и нескоординированными. — Все вместе! — снова закричал я.
Хуже всего было то, что работать приходилось в условиях невесомости. Нас удерживали лишь подошвы сандалий. Оттолкнуться было не от чего. Наконец нам удалось повернуть гигантское колесо — очень, очень медленно. Интересно, сколько времени нам еще осталось, прежде чем мы, раскаленным метеоритом, пролетим сквозь атмосферу планеты.
— Довольно, слышите. Довольно! — я бросил быстрый взгляд на индикатор.
Все налаживалось. Главные двигатели обезврежены. Основные турбины все еще отражали солнце в большей степени, чем главные паруса отражают свет планеты, но все уже под контролем и кошмар позади.
— Свернуть паруса 1 и 2. Потом — остановка, — прозвучал голос Ральфа из интеркома.
— Поворачиваем назад! — завопил Клод Сметвик. — Мы должны повернуть!
— Почему, мистер Сметвик? — спросил изумленный Ральф.
— Я пытаюсь объяснить вам, но никто не хочет слушать. Я вошел в контакт с телепатами этой планеты. Это Лланит, один из антиматериальных миров. Они велят нам поворачивать назад!
— Мистер Малькольм! — заворчал Ральф. — Сворачивайте все паруса!
И снова мы трудились в поте лица, подгоняемые ужасом. Первая пара треугольных парусов была свернута, затем вместе со второй парой основных турбин, повернутых относительно лонжеронов, был остановлен механизм ручного управления. Пегги ничего не говорила, только повернулась и отправилась к хранилищу скафандров.
— Куда ты идешь? — спросил я довольно резко.
— Мне нужно выйти наружу.
— Разве сейчас время для этого? — пробормотала Сандра. — Почему бы тебе не сделать парочку ракет, крошка?
— Почему задерживаемся? — раздался голос Ральфа. Затем его голос смягчился: — Прощайте все. Нам было неплохо вместе. Прощай, Сандра…
— Я могла бы вовремя успеть сделать все необходимое, — резко отозвалась она.
Оторвав руки от бесполезного теперь штурвала, мы смотрели, как она выходит из отсека.
— Весьма трогательно, — прошептал Дженкинс. — Весьма… — При этом он очень крепко прижимал к себе Марту Уэйн.
— Значит, так тому и быть, — сказал я Пегги. — Жаль, ведь все так неплохо складывалось.
Она вернула скафандр в шкаф и подошла ко мне. Протянула мне руку:
— Но это не может быть концом всего, дорогой. Даже если загробной жизни не существует, мы знаем, что можно жить в альтернативных Вселенных…
— Или умирать… — неудачно пошутил Дженкинс.
А потом — вот ведь как странно работает человеческий мозг во время кризиса — я припомнил строчки стихов, которые учил еще в школе:
«Сквозь тьму ночную, сквозь вечный страх,
Где нет, кроме бурь, ничего.
Корабль несется на всех парусах
К рифу Нормана Во…»
Но команда шхуны «Гесперус» погибла от холода, — а мы умрем в пламени. Надеюсь, это случится мгновенно.
Корабль трещал и содрогался, как будто и вправду налетел на риф. Раздался громкий звук— это лонжероны и паруса, видимо, вошли в контакт с атмосферой планеты, и наше падение замедлилось. Послышался высокий свист воздуха, ударяющего в нашу обшивку. Температура резко повысилась. Я крепко обнимал Пегги и думал: «Вот оно!»