Поймать звезду
Шрифт:
Мирта, повелительница вилис, делает шаг – ты зря сюда пришел, смертный! Еще шаг – ты умрешь, сын графа! Прыжок – я закружу тебя, глупец, заворожу, неудачник, высосу по капле твою жизнь! Скользнула вокруг него – скука и насмешка. Ей даже не забавно его убивать, она делала это сотни раз за сотни лет. Глядела, как бьются они в ее власти – охотники, воины, рыцари. Их клинки и мушкеты бесполезны против ее танца под луной, они бессильны, и страх побеждает отвагу, и их живая кровь течет по ее призрачным пальцам… Убивать – скучно,
Беззвучный крик заставляет содрогнуться старое кладбище, и луна выкатывается из-за туч. Другой призрак, бледный и нежный, бросается между серебристой убийцей и ее жертвой. Мирта отступает. Удивление – смутное, недоверчивое. Жизель? Маленькая дурочка, умершая от любви? Ты пытаешься отнять добычу у своей повелительницы? Прочь! В сторону! Ни один мужчина еще не уходил с моего кладбища живым! С дороги, девчонка! Бойся меня, бойся! И грозный бледный призрак смертоносной королевы навис над осмелившейся взбунтоваться подданной.
Жизель боялась. Она даже не трепетала – тряслась так, что казалось, сцена под ней мелко вибрировала. Она еще держалась между возлюбленным и жаждущей живой крови повелительницей, но было видно, что сейчас, вот сейчас она сдастся – и кинется прочь, заходясь мертвящим стоном от ужаса, и все равно, что кровь ее любимого впитается в землю древнего кладбища.
– Сейчас в колготки наложит! – неожиданно сказал красавец-граф, небрежно опираясь на крест у могилы.
Кисонька глубоко вздохнула – и еще затуманенным взглядом уставилась на молодого парня в черном с серебром трико и двух тяжело дышащих девочек в прозрачных платьях.
– Кумаров! – звонко и зло крикнула из зала Зоя Павловна, – Придержи язык!
– А чего я, Зой-Пална? – корча издевательско-невинную рожу, пробубнил благородный граф. – Да моему Альберу, чем на эту курицу-Жизель рассчитывать, проще Мирте в морду дать!
– Сейчас сам получишь, Кумарчик! – хрипловатым, как прокуренным, голосом сообщила грозная повелительница призраков и шагнула к «графу». Тот на всякий случай попятился, прячась за кулису. – Коз-зел! – презрительно процедила вдогонку Ритка-Мирта.
– Ритка! – сама становясь как королева вилис, рыкнула Зоя Павловна. Она повернулась к Насте и уже с вопросительной интонацией сказала: – Настя?
– Из… Извините, Зоя Павловна, – прошептала Настя. – Из… – и вдруг залилась слезами.
– Таки курица! – разглядывая Настю со злорадным удовлетворением фыркнула Ритка. – Бу! – И она замахнулась.
Настя вскрикнула и отшатнулась от Ритки, точно та кинулась на нее с ножом.
Ритка сипло захохотала.
– Рита! Настя! Что за истерика, Могилева! – Раздраженная Зоя Павловна вскочила.
– Она не может танцевать! – вдруг над самым ухом у Кисоньки прошептала Катька. – Она так боится Ритку, что ничего не соображает!
Кисонька молча кивнула – она еще не совсем вернулась, еще оставалась там, где две мертвые девушки схватились за жизнь одного мужчины, на старом немецком кладбище, залитом мерцающей ледяной луной…
Ей все еще не верилось, что эта дыра во времени была всего лишь танцем наглого мальчишки и двух девчонок – трусливой и скандальной!
На сцене взахлеб, с подвыванием рыдала Настя.
– Могилева, немедленно прекрати истерику! – кричала из зала Зоя Павловна.
– Декораций на «Лебединое озеро» не надо, Наська и так всю сцену слезами залила! – высовывая нос из-за кулисы, где он прятался от Ритки, ехидно проорал мальчишка-граф. Ритка хрипло захохотала в ответ.
Странно, а луна до сих пор вроде как мерцает – луч софита дергался и бессмысленно шарил по сцене.
Кисонька задрала голову к висящему над сценой порталу – длинному решетчатому сооружению, в ячейках которого крепились софиты.
– Вы с ума посходили? – заорал из зрительного зала балетмейстер. Красный от ярости, он привстал в кресле, его очки грозно сверкали. – Какое счастье, что агент на свой бизнес-ланч отправился – увидь он, кого мы вместо Матвейчук ставим, не видать нам гастролей в Англии как своих ушей!
– А почему ушей не видать – возьми зеркало да смотри! – с чисто научным интересом рассуждал «граф»-Кумарчик.
– А я говорила, я должна Жизель танцевать, а не эта плакса! – визжала Ритка.
– Слишком много о себе понимаешь! – выкрикнула Зоя Павловна.
Похоже, этой бури не выдержала даже сцена. Один из софитов наверху задергался, точно пытаясь выбраться, снова замер в сомнении, но все же решил и… прыгнул! Софит-самоубийца…
Под потолком сцены сверкнуло… Cофит, кувыркаясь, летел вниз.
Совсем не балетными, а скорее тигриными скачками на сцену вынеслась самая странная балерина, которую когда-либо приходилось видеть, – в белой шапочке с перышками, яркой блузке Dolce&Gabbana и джинсах, напяленных под пачку.
Раздался резкий отрывистый треск, и искристая электрическая радуга от лопнувшего провода зависла над сценой…
Странная балерина распласталась в длинном прыжке, взрезалась в Настю и смела ее в кулису. Вылетевший одновременно с ней мальчишка накрыл изумленно вякнувшую Ритку – и кубарем покатился вместе с ней по сцене!
– Почему посторон… – успел завопить балетмейстер…
С грохотом, от которого, казалось, содрогнулся театр, софит рухнул на сцену – у могильного креста, где только что металась испуганная Жизель и наступала на нее жаждущая крови королева вилис. Следом пронесся оборванный провод, оставляя за собой шлейф трескучих искр. Упавшая на спину Ритка истошно завизжала и отчаянно дернулась. Мальчишка навалился сверху, вжимая ее в доски сцены. Трескучий конец провода просвистел над ним, забился в воздухе и понесся обратно…