Поймайте мне колобуса
Шрифт:
Через несколько недель стало ясно, что Мафит серьезно болен и его нужно лечить. Но для этого надо было отнять его у Шеены. Мы обездвижили ее специальным пистолетом, вошли в клетку и взяли малыша. Как ни старались мы вести себя осторожно, обращаться с ним ласково, он очень испугался. Мафит давно привык к нам, но он обычно видел нас по ту сторону барьера, и когда мы отняли его от матери, ему вдруг стало плохо. Личико и язык посинели, он стал задыхаться, потом дыхание и вовсе остановилось. Мы применили все способы искусственного дыхания, влили шимпанзенку возбуждающее средство. На какое-то время помогло, он опять начал дышать. Однако через десять минут сердце перестало биться и дыхание
Надо ли объяснять, что мы были страшно подавлены. Тем не менее тело отправили на вскрытие: узнать причину смерти важно на тот случай, если у Шеены будут еще детеныши. Ответ был весьма поучительным, как пример того, насколько серьезно может болеть животное без ярко выраженных симптомов. Оказалось, что левая рука Мафи-та была искривлена из-за внутреннего повреждения тканей у локтя, причем кость недостаточно отвердела. Нижние левые ребра – полые и деформированные. Сердце само по себе было в полном порядке, но рядом с ним оказалось обширное изъязвление; оно-то скорее всего и стало причиной смерти. Последняя фраза врачебного заключения звучала не очень утешительно: "Исследуемое животное имело серьезнейшие травмы, так что вряд ли лечение даже на ранней стадии могло бы что-либо исправить".
Таким образом, выяснилось, во-первых, что в корме Шеены недостает кальция, а во-вторых, мы не повинны в гибели Мафита. Сердце рано или поздно все равно сдало бы, даже если бы мы не трогали малыша. Только от этого нам легче не стало...
Вскоре Шеена опять забеременела. На сей раз роды состоялись ночью, и родился здоровый, крепкий детеныш женского пола. Теперь ему почти два года, мы уже отделили его от матери,– и малыш благополучно здравствует. Никаких симптомов вроде тех, которые наблюдались у Мафита. Конечно, под конец беременности мы особенно следили за питанием Шеены, с тем чтобы в молоке ее было достаточно кальция. Думаю, прекрасное здоровье Алексы объясняется витаминами, которые получала ее мать. Смерть Мафита нас кое-чему научила.
Прошло немного времени, и нас подбодрило новое счастливое событие. Как-то Джереми ворвался в мой кабинет возбужденный, нос розовый, волосы разлохмачены.
– Колобусы! – кричал он.– У них малыш!
Невероятная новость! Во всем мире только один зоопарк, кроме нашего, располагает гверецами этого вида, и, насколько нам было известно, никому не удавалось добиться, чтобы они размножались в неволе. Для нас уже одно то, что колобусы прижились в Джерсийском зоопарке, было большой победой. А если удастся вырастить малыша, мы вправе торжествовать вдвойне.
Мы побежали к клетке. Три самки буквально вырывали друг у друга беленького (у колобусов детеныши всегда белые) малыша, сразу и не поймешь, которая из них мамаша. Мы не очень-то хорошо представляли себе тонкости поведения гверец в естественных условиях. Может быть, у них, как у бабуинов, все самки поочередно выступают в роли тетушек. Но, глядя на то, как малыш переходит из рук в руки, мы решили, что надо бы опознать мамашу, пока с младенцем не случилась какая-нибудь беда.
Вошли в клетку, благополучно извлекли из нее малыша, живо взвесили его и определили пол. А заодно узнали, кто мать, потому что самая маленькая из трех самок тотчас спустилась к решетке, пытаясь вернуть свое чадо. Мы заперли двух других самок в спальном отделении и возвратили ребенка матери. Несколько дней их держали обособленно, пока не удостоверились, что малыш хорошо сосет молоко и достаточно крепок, чтобы выдержать знаки внимания "тетушек". Когда группа была воссоединена, не обошлось без недоразумений – обе тетушки пытались отвоевать для себя малыша. Потерпев неудачу,
Через несколько часов картина переменилась: то одна, то другая самка возилась с малышом, но стоило ему пискнуть, как мамаша тотчас забирала его.
Старый самец, игравший роль властного и строгого папаши, не очень жаловал своего отпрыска. Он бесцеремонно толкал его, иногда выгонял из спального отделения мать с малышом. А чаще всего просто не замечал младенца – сидит с присущим ему надменным видом, этакий владыка всего обозримого мира.
Малыш отлично развивался, и выросла чудесная самочка, которую мы назвали Энн – ведь это Энн Питерс мы были обязаны тем, что смогли довезти колобусов до Джерси.
С тех пор у гверец еще не раз было прибавление семейства, и теперь их у нас двенадцать штук. Как я уже говорил, Джерсийский зоопарк – единственный в мире, добившийся размножения колобусов в неволе, и мы считаем это одной из наших главных побед.
Самка орангутана, Бали, решив, что ей не пристало отставать от других, тоже забеременела. И конечно, мы страшно волновались – ведь добиться размножения орангутанов в неволе чрезвычайно важно. По мнению специалистов, если этих обезьян будут истреблять по-прежнему. через десять-двадцать лет их и вовсе не останется в природе.
Бали – на редкость милое и кроткое создание, это намного облегчало нам работу, так как мы могли спокойно входить к ней и обследовать ее. Она все полнела и полнела, предполагаемые сроки давно прошли, и мы начали беспокоиться. Я уже говорил, что у нас, как и в большинстве европейских зоопарков, за человекообразными присматривают не только ветеринары, но и терапевт. Ведь они так похожи на человека, что иногда нашему доктору удается поставить диагноз в тех случаях, когда ветеринар становится в тупик.
Как-то мы с Джереми при нашем враче заговорили о беременности Бали. Я заметил, что, по-моему, Бали просто морочит нам голову.
– А знаете,– сказал Майк,– если бы я мог приложить к ее животу стетоскоп, быть может, удалось бы прослушать сердцебиение плода. Обезьяна ручная?
– Конечно,– ответил Джереми.– Мухи не обидит.
– Так что, пойдем попробуем? – предложил Майк.
Мы отправились в Дом млекопитающих, Джереми вошел в клетку, Майк последовал за ним. Присев на корточках на соломе, он повесил стетоскоп на шею и стал потихоньку приближаться к обезьяне, говоря ей что-то ласковое. Бали возлежала на соломе – этакий рыжий косматый Будда – и с любопытством смотрела на врача своими кроткими миндалевидными глазами. Наконец Майк подобрался к ней вплотную, воткнул в уши стетоскоп и бережно приложил аппарат к ее огромному животу. Бали была очарована славным, воспитанным джентльменом, который так мило с ней разговаривал и прижимал к ее пузику какую-то заманчивую штуку. А эти длинные трубочки – они не съедобны? Она осторожно вытянула руку и коснулась стетоскопа, но Джереми отвел ее пальцы в сторону. Послушав с минуту, Майк вынул стетоскоп из ушей.
– Ну? – нетерпеливо спросил я.– Что-нибудь слышно?
– Не уверен,– ответят Майк.– Какой-то стук есть, возможно, это сердце плода, но она лежит не совсем удобно. Если бы она села повыше...
Джереми попробовал заставить Бали сесть. Куда там, обезьяне больше нравилось лежать. В самом деле, пусть этот чудак хоть целый день щупает ее живот, если ему это доставляет удовольствие.
Все же мы ухитрились слегка развернуть ее, и Майк сделал новую попытку. Опять он услышал какой-то двойной стук, похожий на сердцебиение, но полной уверенности у него не было. Мы сдались. Майк вышел из клетки и отряхнул солому со своего безупречного костюма.