Поющая все песни
Шрифт:
— Бороться с ним? Чарами? — он издал горький смешок. — Отличная идея. Я бы не додумался.
Калвин молчала мгновение. А потом сказала:
— Один из садовников тут родился с кривой ногой, одна нога была на ладонь короче другой. Он сделал себе ботинок с высокой подошвой, вырезал поразительные костыли.
— Умник, — едко сказал Дэрроу.
Она медленно сказала:
— Может, ему проще терпеть, потому что он всю жизнь привыкал. Может, если бы это случилось с ним внезапно, он бы злился,
Лицо чужака застыло. Только серые глаза мерцали, глядя на дождь, шорох воды заполнял комнатку. Он злился, но у него ей это нравилось. Он отличался.
Она сказала:
— Может, лучше злиться, чем сходить с ума.
Дэрроу скривил губы в улыбке.
— Да? Не знаю.
Они долго молчали. Калвин отодвинула еще стул, и он не сказал ей уходить. Они сидели и слушали музыку дождя.
В следующий раз она принесла ему костыль Тува, и он покрутил его в руках.
— Знаю, ты пока не готов использовать это. Но я подумала, если тебя будет ждать это, будет проще.
— Хорошая работа. Я когда-то давно умел вырезать.
— Ты говоришь как старик, который почти при смерти!
Он застыл, гладил листья и ягоды, что Тув вырезал на костыле.
Калвин хотела прикусить язык. Она сказала:
— Тув был рад отдать это мне. Он делает их всю зиму у камина. У него слишком много для себя.
— Ты сказала ему, что это для чужака?
Ее колебания выдали ответ, и он улыбнулся.
— Видимо, нет.
— Если хочешь, — она решила сменить тему, — я принесу тебе нож и дерево. Это скоротает время, пока…
— Пока меня не убьют?
— Пока нога не заживет.
— Урска говорит, она не заживет, — голос его был бодрым, но в глазах была боль.
— Со временем она заживет так, что выдержит твой вес. А потом я покажу тебе сады и ульи. Я там хранитель пчел.
— Знаю, — она удивленно взглянула на него, он отвел взгляд, краснея. — Я спрашивал о тебе, — робко признался он. — Похоже, я дважды в долгу перед тобой, ты увела меня от Стены и принесла желе, что восстановило мой разум.
— Благодари пчел, а не меня. И Урска говорит, ты пришел бы в себя и сам.
— Все равно спасибо, — тихо сказал он и осторожно прислонил костыль к стене, словно он был очень дорогим.
Тамен не позволила дать ему нож.
— Если бы он хотел навредить нам, сестра, он бы легко сделал это без ножа! — возмутилась Калвин.
— Знаю. Будь по-моему, он был бы связан и с кляпом. Ты не дашь ему нож.
«Не будь ей врагом. Не будь ей врагом», — Калвин глубоко вдохнула.
— А если я буду следить за ним и забирать нож с собой?
— Нет, — сказала Тамен и ушла, ее тяжелая черно-серебристая коса постукивала по спине.
Но Калвин дала ему свой ножик.
— Я снимаю им воск с сот, а не режу дерево, — извинялась она. — Боюсь, он затупился.
— Не важно, — он крутил ножик длинными тонкими пальцами, проверил лезвие. Он запел горлом, очень тихо, чтобы Урска в лазарете не услышала. Калвин ощутила покалывание ладоней, голова стала легкой. Его чары были короткими, но после них Калвин коснулась лезвия. Оно было таким острым, что она не ощутила порез, пока не увидела красную полоску на большом пальце.
— Осторожно! — сказал Дэрроу.
— Поздно, — сказала она. — Я смажу ранку медом.
Он сделал то, чего не делал раньше: откинул голову и рассмеялся.
В один из дней в начале лета, раньше, чем она ожидала, она увидела его хромающим по саду к ульям, опираясь на костыль Тува. Она махала, но он так сосредоточился, что не заметил, а, когда приблизился, она увидела, что его губы движутся. Он чарами не давал раненой ноге коснуться земли, как делал в первый день.
У дерева возле ульев он опустился с помощью костыля с болью на траву.
— Что ж, — сказал он, — это было сложнее, чем я ожидал.
— Не стоило идти так далеко в первый раз.
Он отмахнулся.
— Я бродил по лазарету днями, пора дать Урске отдохнуть от меня. Но моя другая нога затекла сильнее, чем я думал. И голос тоже, — добавил он.
Калвин молчала и хмурилась.
— Что? Против чар? Нам всегда говорили, что в Антарисе чары уважают, а не скрывают и боятся, как везде в Тремарисе.
— Не в том дело. Нас учили не использовать чары для обычных дел. Тамен говорит, что наш холод может разрастись так, что будет буря в бухте Сарди и ураган в Дорьюсе.
— Может, так и есть. Погода была необычно плохой, когда я плыл в Великом море, — он вытянул ногу перед собой. — Если спеть про бурю сейчас, это может задержать Самиса, помешать преследовать меня.
«Самис», — он еще не называл имя того, кто охотился на него.
— Что значит плыть? — спросила она.
Он удивился.
— Я плыл на лодке — изделие, что движется по морю.
— У нас тут нет… лодок, — она осторожно произнесла слово. — Как ты осмелился? А если бы ты упал в воду? Ты бы умер.
— Я могу немного плавать, — он изобразил руками движения. — Двигаться в воде.
— Колдуны могут дышать в воде? — ее глаза расширились. Это был невероятный дар.
— Да, — серьезно сказал он. — Показать, как? — но он не смог сдержать лицо серьезным, они рассмеялись. — Даже без дыхания под водой можно плавать, — сказал он. — Тебя не учили?
Она покачала головой. Это было немыслимо.
— Ты плыл от Меритуроса?
— Я плыл по Великому морю и обратно, и на север, до Внешних островов.