Поющие камни
Шрифт:
— Рано еще. Ты не заметил у этого, как его...
— Иван Иваныча?
— Да. У него голова была сухая или мокрая?
— Он был в шляпе.
— Н-да. Надо было под шляпу заглянуть.
— Как же это?
— Ну сказал бы: «Ах, у вас на шляпе червяк!» Он бы и сбросил. Ну ладно. Может, и не он. Ну, а если он, то никуда не уйдет. Бери-ка ветошь.
Костя взял из мешка пук ветоши и стал протирать стекло гигантского фонаря. Больше двух часов наводили они чистоту под стеклянным куполом, где находилось осветительное устройство маяка. У мальчиков слепило глаза от блеска ламп, линз, жарко горевшей меди. За работой мальчики строили множество самых фантастических предположений о появлении резинового ласта. Сошлись они на том, что ласт все-таки обронил диверсант.
— Пока молчок. Надо все проверить, — сказал Троня.
— Как же мы проверим?
— Проверим. Куда ему деться? Покажется. Следы оставит. — Троня сложил ветошь в мешок, подмел пол и снял со стены бинокль. — Давай на первый случай пошарим по камням. Это, брат, морской бинокль, — сказал он, перекидывая ремешок через голову.
Когда Костя подошел к перилам, у него слегка закружилась голова. Он уже несколько раз поднимался сюда, и всегда при взгляде вниз на океан и скалы у него холодело в груди. В голубом небе скользили легкие облака. Костя посмотрел на них и, вскрикнув, прижался спиной к стеклянному колпаку: ему показалось, что маяк падает в синюю воду.
Троня улыбнулся.
— Не бойся... Не упадем. Я тоже долго не мог привыкнуть. Теперь же нарочно смотрю на тучи и будто лечу куда-то. — Лицо мальчика приняло мечтательное выражение. — Куда хочу, туда и лечу, — добавил он и поднес бинокль к глазам. Он долго осматривал океан, скалы, склон потухшего вулкана, наконец, опустил бинокль, снял ремешок. — На-ка глянь. Я пока ничего подозрительного не вижу. Да он ведь не дурак, не будет разгуливать, как на экскурсии. Сидит где-нибудь в пещере и, может, на нас тоже в бинокль глазеет.
Костя взял с трепетом бинокль, осмотрел его со всех сторон. Бинокль был увесистый, старый, черный лак местами сошел с его медного корпуса.
— Подкручивай, пока не наведешь по глазам, — сказал Троня.
— И так хорошо видно.
— Значит, у нас одинаковые глаза.
Костя навел бинокль на воду, и прозрачная волна — на камнях у подножья маяка — заплескалась перед самым лицом. Он увидел даже темную тень нырка в воде. Затем Костя направил бинокль на скалы, и перед глазами замелькали крылья чаек, кайр, бакланов, увидел птиц на каменных карнизах, в расщелинах. Птицы сидели одна возле другой, повернувшись головами к воде. Вот одна кайра снялась, и Костя заметил на голой скале два голубоватых яйца. Тотчас же место ее занял самец.
— Ты брось птиц разглядывать, — сказал Троня. — Это добро никуда не денется, ты смотри в лагуну, на берег. Как будто вон возле того красного камня следы.
Костя навел бинокль на красный камень, но следов не заметил. На сером перемолотом ракушечнике влажно поблескивала морская капуста, лежал студенистый ком медузы, на мелководье у берега смутно обозначались розоватые морские звезды. Потом Костя смотрел на вулкан, который вдруг придвинулся так близко, что, казалось, до него можно было дотянуться рукой. Мальчик старался заглянуть в таинственные пропасти, под нависшие кручи, рассматривал площадки с рощицами приземистых сосен.
— Наведи-ка на станцию, — попросил Троня.
— Есть навести.
— Что там?
— Гольдберг пошел на площадку к приборам, куры ходят, клюют. На веревке сушится полотенце и что-то красное в белую полоску.
— Ну-ка, дай бинокль. — Троня долго рассматривал веревку с бельем во дворе метеорологической станции и, наконец, опустив бинокль, разочарованно сказал: — Бабий костюмчик. Разве настоящий диверсант поплывет в таком костюмчике, да еще в красном, в белую полоску? Айда вниз. Надо идти по горячим следам, пока не поздно. Смотри-ка, внизу твой толстяк появился. Интересно, что ему надо от моего старика? Какой-то он прилипчивый, у всех все выпытывает.
Костя посмотрел через перила. С высоты Харловский напоминал ваньку-встаньку в белой шляпе. Он что-то рассказывал Степану Харитоновичу, размахивая короткими руками. Все эти дни Костя почти не вспоминал о загадочном толстяке. Было не до него. Но сейчас он снова с необыкновенной ясностью припомнил каждое его слово, каждый жест, выражение лица. Снова смутные подозрения охватили Костю. Он посмотрел вниз, оглянулся и тихо сказал Троне:
— Ты знаешь, я узнал, что он и она были в Африке.
— Честное пионерское?
— Честное-пречестное! Они проговорились случайно, еще на теплоходе.
— И ты молчал?
— А ты думал, что я вот так все и выложу, не узнав человека?
— Это, конечно... Ну?
— Что ну?
— Еще что знаешь? Ведь я по глазам вижу, что знаешь!
— Еще про ключ...
— Про ключ? Про тот, что она у него спрашивала?
— Ну да. Он всегда носит его на животе.
— На каком животе?
— На своем.
— Ну, это каждому дураку известно.
— Вижу, что не каждому.
— Ну ты, не очень!..
— Сам ты не очень!..
— Да брось ты кипятиться! Говори толком, какой ключ? Большой или маленький? От чего? Не от несгораемого шкафа?
— Ну от чего же еще?
Троню так поразило это сообщение, что он несколько секунд стоял, сжав губы и широко раскрыв глаза. Наконец он вымолвил:
— Вот это да! Ты знаешь, какой это ключ?
— Нет. А что?
Троня решительно надвинул мичманку на глаза.
— Идем!
— Куда?
— В подшкиперскую. Там тебе все будет ясно — и что это за ключ и кто твой усатый дружок.
— Мой дружок?
— Идем. Не мой же? Не я его сюда привез.
— Возят на телеге.
Троня примирительно улыбнулся:
— Какой ты въедливый. Прямо слова нельзя сказать!
Они бегом спустились с лестницы. Костя задержался у дверей радиорубки, заглянул в полураскрытую дверь. У порога стояли рыжие остроносые туфли. Радист сидел за столом спиной к двери, под стулом вздрагивали голые пятки. Рука радиста лихо отстукивала точки и тире.