Позади Москва
Шрифт:
– Отбой…
Сложно было сказать, какая у вертолетов была скорость. Наверное, огромная, потому что сменить магазин не успел ни один из них.
– Вернутся… – хриплым, севшим голосом сказали сзади. Николай кивнул, но вслух возразил:
– Вряд ли.
Голос у него тоже был не свой. Он прекрасно понимал, что чужим вертолетам хватит секунд, чтобы покончить с ними. Почему они не обстреляли их на ходу, на пролете? Не хотели отвлекаться на такую мелочь? Высоко в сером небе таял изогнутый спаренный инверсионный след. Что это было? Их сбили ракетами самолеты с большой дистанции? Военно-учетная специальность лейтенанта Ляхина не помогала ему ответить на этот вопрос. Козлов бы ответил, ясное дело.
– Уходим. В кузов все.
Махнув рукой водителю, в этот раз он полез в кузов вместе со всеми. В смысле с теми, кто вылез из него. Распределил сектора наблюдения, взяв себе тот, который соответствовал его месту на жесткой и холодной скамейке. Странно, но освободившееся место в кабине не занял ни один человек. Уже когда они тронулись, Николай по очереди оглядел всех, сидящих к нему лицом или боком. Боец, который испугался. Боец, который испугался очень сильно. Боец, который испугался очень сильно, но все равно стрелял. Вика, которая оказалась чуть ли не единственной вообще без следов пережитого на лице – пережитого вот сейчас, сию секунду. Он счел, что это плохо. Но она была контактной, что-то втолковывала сидящему рядом пацану, сидящему с вытаращенными глазами. Значит, ничего, и даже хорошо. И даже отлично. Его начал бить нервный смех, и Николай с большим трудом заставил себя молчать и не трястись. Он был здесь старше всех и по званию – как бы это само по себе ни было глупо, – и по возрасту. Если не все, то некоторые могут на полном серьезе на него рассчитывать.
– Что это была за хрень? – спросил сбоку один из ребят постарше других.
– А?
Слышно было плохо из-за ветра, и тот же вопрос пришлось повторить еще трижды. В любом случае он понятия не имел, а высасывать ответ из пальца было глупо. Поэтому Николай отрицательно покачал головой и постарался использовать следующие минуты, чтобы хоть как-то отдохнуть. Не переставая вести при этом наблюдение за воздухом, но, во всяком случае, молча.
Километры по дамбе. Встречные машины и «единицы бронетехники»: Николай насчитал их штук двадцать и не был уверен, что сосчитал правильно, потому что регулярно отвлекался на «посмотреть в небо». Танков не было ни одного, а вот разнообразных БМП и БТР – чуть ли не половина от прошедших. Над одной машиной на базе новомодного «Тигра» было установлено такое, что он аж изумился: антенны, антенны, антенны и какая-то здоровенная хрень в обтекаемом футляре, типа внешнего багажника, какие возят на внедорожниках в дальние путешествия «всей семьей». Блокпост перед туннелем: самый серьезный из всех, какие Николай видел до сих пор, за все время. По тому, что он сумел разглядеть, офицеры и бойцы здесь были двух родов войск: и моряки, и армейцы. Морской пехоты в стране осталось настолько мало, что в Кронштадте ее не было совсем – значит, это «строевые» моряки. Причем не в черных шинелях, а в нормальных пятнистых бушлатах в две или три краски, зеленые, но разного оттенка. Но зато в черных шапках, выглядывающих из-под железа.
– Че, оттуда? – Мужик среднего возраста в капитанских погонах заглянул в кузов сам, подтянувшись на руках и вытолкнувшись вверх. – Старший кто?
– Лейтенант Ляхин… 25-я гвардейская отдельная мотострелковая…
– Ясно… Взводный?
– Никак нет… – Николай изо всех сил старался не тупить, но получалось плохо. Голова была будто горшок. – Санинструктор роты… Приданы из состава 10-го отдельного батальона РХБЗ. Резервист.
Бойцы справа и слева покосились, но ему было уже плевать.
– Угу. Чего только не увидишь тут… Документы не надо, езжайте. Сборный пункт на проспекте Ленина вроде. Водила знает, покажет. Было бы кому, а то мало как вас…
Капитан или капитан-лейтенант утянулся обратно под обрез кузова, кто-то из его бойцов гулко хлопнул открытой ладонью по водительской двери, и «ЗиЛ» начал осторожно лавировать между «ежами» и бетонными параллелепипедами. Неделю назад про такую картину каждый из них подумал бы, что это «снимают кино про войну». Теперь, хотя все это и выглядело так искусственно, абстрагироваться не получалось. То, что это все по-настоящему, понял уже каждый из них.
Сам туннель выглядел привычно: выкрашенная в желтоватый цвет труба. Даже освещение еще горело, хотя, по оценке Николая, на одну лампу из трех обычных. И после туннеля все было привычным. Пирамиды из разноцветных грузовых контейнеров под здоровенным козловым краном паромно-перегрузочного комплекса, старый торпедный катер на постаменте, безлюдная автозаправка для грузовиков. Безлюдные улицы, куда они свернули с дуги шоссейной развязки. Столбы дыма по всему городу, по всему горизонту спереди. Кронштадтское шоссе оказалось далеко не пустым: непосредственно на развязку смотрели стволы сразу нескольких танков. Сразу захотелось сжаться и стать меньше ростом: в отношении того, чего стоит более-менее современный танк на войне, в поле, все уже произвели переоценку ценностей. Еще какую. Самую кардинальную.
Первого регулировщика они увидели на перекрестке с крупной улицей, названия которой Николай не знал. Белая каска с красной полосой и крупной красной звездой спереди; белые краги на руках: такое он последний раз видел еще в детстве. Второй регулировщик был сразу за цепочкой прудов, известных как Кронверкский канал. От виденного в детстве он отличался тем, что держал возле уха коробку «Уоки-токи» и размахивал полосатой палочкой, как арбатский гаишник.
– Влево, влево!
– Да какое влево, ты чего! Я третий раз за день еду!
– Охренел? Сам не слышишь, что ли?
В первый момент Николай решил, что это «фигура речи»: мол, «меня слушайся!». Однако, когда слух пробился через холостые обороты остановившегося «ЗиЛа», он понял.
– Эй… Рядовой Новослободский!
– Я!
– Исполнять.
– Так точно!
Водитель всунулся обратно в свое окно, и через секунду двигатель грузовика выдал в атмосферу положенные звуки, соответствующие троганью с места на первой передаче. Повинуясь нетерпеливым жестам регулировщика, они свернули на Зосимова и уже через квартал уткнулись в еще более ненормальную фигуру – морского офицера с двухцветной повязкой на рукаве. Красно-бело-красной, как флаг Латвии, только там скорее бордовый, а здесь алый.
– Стоять!
На плече у офицера был автомат, а звездочек на нем было много, пусть и таких же маленьких. Возмущаться Николаю в голову не пришло.
– Товарищ… капитан-лейтенант! Мы к сборному пункту… Направляемся. 25-я и 138-я бригады, одиночки.
Его сумбурный доклад моряка ничем не удивил.
– Полминуты, – проинформировал он. – Если через полминуты вы не в убежище – записываю вас на хрен в свою книжечку. Лейтенант, ведите людей! Вас же сожгут!
Сирены выли уже повсеместно, и Николай начал командовать так быстро и четко, как никогда в жизни. Через полминуты грузовик был под стеной крепкого трехэтажного дома явно дореволюционной постройки, а все они – на земле.
– Убежище туда! Под арку, затем сто метров направо!
Слова моряка полностью совпадали с теми надписями, которые они засекали на бегу. Белые стрелочки с красными буквами: «УБЕЖИЩЕ».
– Об-балдеть…
Бегущий рядом парень не успел прокомментировать, что его так поразило: то, что таблички были явно свежими, или что-то более принципиальное. Сзади глухо ухнуло. Так, что содрогнулась земля, а в доме с лязгом лопнули окна сразу в нескольких рамах. Стеклянный звон дал по ушам хуже грохота, и все на бегу шарахнулись вбок.