Поздний звонок
Шрифт:
– Нет, я покажу всё, что вас интересует.
– Разрешите взглянуть вон ту книжечку, – попросил я, указывая на верхнюю полку и вслух читая тисненное золотом название на кожаном корешке.
С моим зрением я мог прочесть его на расстоянии пяти метров.
Чижов придвинул стремянку, полез, достал. Дождавшись, пока он спустится на пол, я потребовал книгу, стоявшую по соседству с первой. Он полез опять. Мое лицо не вызвало у него никаких воспоминаний. В Улан-Удэ я был в повседневном кителе с погонами, а теперь в свитере и плаще.
– Еще, пожалуйста, вон ту.
Я интересовался
Чижов недобро покосился на меня и молча поволок стремянку в указанном направлении. Он бы, наверное, с радостью позволил мне пройти за прилавок, но мешала женщина, которой в этом было отказано.
– Вот видите! – злорадно сказала она. – Вам же было бы легче работать.
Чижов оставил ее реплику без внимания.
– Молодой человек, – выкладывая передо мной очередной том, спросил он, – вы нарочно разыгрываете спектакль перед дамой? Она не подходит вам по возрасту.
– Хам! – возмутилась женщина и ушла, хлопнув дверью.
– Ваша фамилия Чижов? – осведомился я, чувствуя себя графом Монте-Кристо, явившимся из небытия, чтобы отомстить давно забывшим о нем обидчикам.
– А в чем дело?
– Не узнаете меня?
– А-а, вы, кажется, от Бориса Иосифовича?
Я саркастически улыбнулся.
– Улан-Удэ, краеведческий музей. Помните лейтенанта, у которого вы украли амулет с Саган-Убугуном?
– Ошибаетесь… Что-то будете брать из этих книг?
– И не подумаю.
Чижов спокойно убрал всю груду под прилавок.
– Что вас еще интересует?
Был, конечно, соблазн погонять его по полкам, пока не вспомнит, но я вовремя остановился. Та женщина ушла, теперь он явно готов был предоставить мне возможность самому лазить по шаткой стремянке.
– Больше ничего. Жду вас на улице.
Мелкий дождик туманил витрину с раскрытыми на титульных листах старыми книгами. Я вошел в арку, заглянул во двор, убедился, что служебного хода нет, и встал у парадного. До закрытия магазина оставалось минут сорок, приятно было представлять, как всё это время Чижов будет маяться ожиданием. Я запросто мог его отлупить – был выше, крепче и, главное, моложе. Не в том смысле, что ловчее, реакция лучше, а так, безответственнее.
Ждать пришлось долго. Магазин закрывался в семь, однако Чижов появился уже около половины восьмого, и то не раньше, чем я догадался отойти от витрины. Когда он запирал и опечатывал дверь, я вышел из укрытия. Чижов заметил меня и быстро зашагал в сторону Невского. Я двинулся за ним, но догонять не стал, чтобы он дольше помучился.
Была суббота, май, на Невском уличная толпа начала густеть, словно каша, из которой выпаривается вода. Внезапно Чижов метнулся на край тротуара, взмахнул рукой. Зеленый огонек прижался к обочине. Он сел в такси, хлопнул дверцей. Водитель начал заводить счетчик, огонек погас. Я едва успел вскочить на заднее сиденье, когда машина уже тронулась.
Водитель притормозил.
– А тебе куда?
– Туда же, – сказал я. – Я с ним.
Чижов даже головы не повернул.
Ехали молча, на месте он расплатился сполна. Я не добавил ни копейки. Денег у меня оставалось на обратный билет и на то, чтобы пару раз поесть в диетической столовой. Мы вылезли одновременно. Такси уехало, шум дождя сделался слышнее. Может быть, это шумело море. Куда меня завезли, я понятия не имел.
Мы стояли друг против друга, рядом сиял стрельчатыми окнами большой гастроном. Он был еще открыт, оттуда выходили люди с сумками и кульками из тонкой оберточной бумаги. В моем городе она была грубая, толстая, с вкрапленной в нее щепой.
– Да нет у меня вашего амулета! – не выдержав, заорал Чижов. – Честное слово, нету!
– Где же он?
– Подарил одной знакомой.
– Отлично. Поехали к ней.
– Она в Москве живет.
– А вы, значит, в Ленинграде?
– Идиотский разговор. В Ленинграде, как видите. А вы?
– В Перми, – честно ответил я, хотя можно было не отвечать.
– Подумать только, как нас всех раскидала жизнь! Хотите, дам десять рублей? Будем в расчете.
Из-за угла, грозя окатить нас грязной водой, вынырнула машина. Я схватил Чижова за локоть, чтобы оттянуть подальше от лужи.
– Двадцать пять, – накинул он, испуганно вырывая руку.
Я успел отскочить, а его забрызгало.
– Ладно, – сжалился я, – давайте десятку и пошли в магазин.
– Я не пью, – поставил меня в известность Чижов.
– Идемте, идемте.
Я велел ему занять очередь в кассу, а сам побежал в бакалейный отдел. Времена были такие, что индийский чай высшего сорта еще продавался свободно. Чижов с десяткой наготове ждал моих указаний. Я распорядился купить на нее чаю. Получалось что-то около восемнадцати пачек, но он проявил благородство и, выйдя за пределы оговоренной суммы, выбил чек на двадцать. Мы покидали их в мой портфель.
– Понимаю, – сказал Чижов. – Какие в провинции развлечения? Разве чайком побаловаться.
– Теперь на почту, – скомандовал я.
– Какая почта? Всё закрыто.
– Тогда завтра увидимся.
У Чижова вытянулось лицо.
– Это еще зачем?
Я сделал неопределенный жест, переходящий в прощальный, и деловито зашагал по улице, хотя идти мне было совершенно некуда. Родственникам, которые меня приютили, я сказал, что уезжаю домой сегодня вечером, возвращаться к ним не хотелось. Они уже, наверное, бросили мои простыни в корзину с грязным бельем.
Дождь перестал, всю ночь я скитался по городу, под утро немного поспал на вокзале, а днем, в два часа, когда букинистический магазин закрывался на обед, опять явился к Чижову и повел его на соседнюю почту. Мы отправили посылку с чаем в Хара-Шулун, Будаеву Больжи Будаевичу, потом зашли в кафетерий, на паях взяли по чашке кофе с пирожками. На плацкартный билет денег мне все равно уже не хватало, я решил, что поеду в общем, и купил еще два пирожка – с курагой и с курицей. Ни в Улан-Удэ, ни в Перми таких не делали. Чижов начал оправдываться: дескать, получил телеграмму о болезни жены и должен был немедленно выехать в Ленинград. Понятно было, что он врет, но злость давно исчезла. Я рассказал ему про Жоргала и Больжи, он расчувствовался, предложил купить еще чаю и послать в Хара-Шулун от своего имени, но я сказал, что хватит. Он тут же со мной согласился.