Поздняя повесть о ранней юности
Шрифт:
Свернув с магистральной дороги Краков — Жешув, мы покатили свои машины по второстепенной. Асфальт скоро закончился, начался профилированный грейдер, в низких местах засыпанный гравием. Перед въездом в лес мы заправили ленты в оба пулемета, дослали патроны в ствол, а крупнокалиберный «браунинг» я перекатил к правой дверке, закрепив его наглухо, со стволом, чуть поднятым вверх и вправо от оси движения.
Через час-полтора дорога стала немного идти вниз, и мы поняли, что спускаемся к реке. Карта была у старшего лейтенанта в автобусе, шедшем впереди, но мы знали, что это Вислока, приток Вислы. Скоро показался мост, и я успел отметить, что он совершенно новый, добротно сделанный из толстых еще не потемневших сосновых
В этот момент раздалась грохочущая очередь крупнокалиберного пулемета, ударившая по автобусу. Я сидел на правом командирском сидении и придерживался за одну из рукояток на затыльнике пулемета. Автобус начал оползать назад; уперся в большой каток нашего передка, а я машинально, двумя пальцам, тыльной их стороной, нажал обе гашетки своего браунинга. Успел только заметить, как полетели ветки подрезанного кустарника и стоящих дальше деревьев. Пулемет, бивший по нам, замолчал. В этот момент в автобусе взорвался бензобак, расположенный впереди под капотом и вверх взметнулось высокое пламя. Климентьев с криком: «сумки!» выскочил из БТРа, бросился к кабине автобуса, указывая нам рукой на его заднюю дверь. Мы бросились к ней, открыли, зная, что там, у передней стенки, лежат две больших брезентовых опечатанных сумки со спецкорреспонденцией. И в этот момент раздалась вторая очередь по БТРу. Я упал на мост и стал отползать, чтобы укрыться за левым передним колесом БТРа, а оба автоматчика прыгнули в воду. Раздался взрыв внутри БТРа — взорвался резервный бак с бензином, располагавшийся под сидением водителя, по мосту потек горящий бензин, а я метнулся под перила и очутился в воде. Когда вынырнул — рядом плюхнулось сидение водителя, очевидно уже побывавшее на большой высоте.
Зажав в правой руке не помню как очутившийся у меня автомат ППС, я плыл к берегу, уже слыша рокот автомобильных моторов, приближавшихся с той стороны, откуда мы приехали. А вода была очень чистая и я, разгребая кувшинки и выходя на берег, увидел сидящего под мостом Климентьева с пистолетом ТТ в руках.
Я показал рукой в сторону автомобильных звуков, но Климентьев предостерегающе поднес палец к губам. Очевидно, он предположил, что это тоже могут быть АКовцы. В стороне, в прибрежных кустах лежали целехонькие наши автоматчики и, увидев меня, замахали руками в сторону машины. Выглянув на дорогу, я увидел остановившийся первый «студебеккер» и прыгающих из него солдат в касках, разворачивающихся в цепь. Из всей дивизии в касках и с довоенными ранцами ходил только батальон автоматчиков нашего полка, за что их называли абиссинцами.
Первыми ко мне подбежали двое с ручным пулеметом и, спросив направление, стали из-за толстой сосны стрелять короткими очередями по кустам, а мы вчетвером бросились к автобусу и потушили вовсю горевшую кабину, выхватили тлеющую полевую сумку с колен убитого старшего лейтенанта. Брезентовые сумки в автобусе начали тлеть, а убитый майор лежал на шинели, расстеленной на тюках с газетами. Водитель выпал из кабины, но ногами зацепился за педали и висел, ноги его сильно обгорели. По характеру ранений все трое погибли мгновенно, наверное, и не поняв, что с ними случилось.
Подоспевшие следом автоматчики потушили мост, и мы побежали к тому месту, откуда бил пулемет, нашли там кучу стреляных гильз от немецкого крупнокалиберного пулемета и следы крови, уходящие по дороге. Подбежавший командир батальона капитан Клименко отогнал нас, чтобы не затоптали следы, и сказал, что уже сообщил по радио о случившемся.
По следам, оставленным пулями из браунинга, было видно, что очередь прошла в полутора метрах от земли, прямо над головами АКовцев, а ручной пулемет наших автоматчиков бил точно в то место, где стоял крупнокалиберный пулемет, и следы крови были
Примерно через час приехало много начальства в сопровождении броневиков, осмотрели местность, нас с Климентьевым разделили и стали порознь опрашивать. Будучи значительно опытнее меня и, предвидя ситуацию, он успел шепнуть мне, чтобы рассказывал только то, что было, и не высказывал предположений и догадок.
В сопровождении каких-то офицеров нас подвели к автобусу и БТРу, мы рассказали все, что было, осмотрели изрешеченные машины. Меня больше всего удивили дыры в броне БТРа: его стены и особенно задний борт были похожи на дуршлаг. Посчитали гильзы от браунинга, их было около 30. Гильз от немецкого пулемета, из которого стреляли АКовцы, больше 70.
Потом нас привезли и посадили в разные одиночные камеры гарнизонной гауптвахты, и два раза в день ко мне приходил военный дознаватель, как он представился, старший лейтенант. Долго и нудно задавал одни и те же вопросы, записывал ответы, давал прочитать, расписаться и уходил.
На третий день он пришел с капитаном, и я понял, что сейчас что-то решится. Капитан опять опросил быстро по той же схеме и вдруг спросил, не знаю ли я, не объявляли ли нам приказ, строго определяющий маршруты движения. Естественно, что я не знал, и он протянул мне его для ознакомления. Приказом категорически запрещалось съезжать с главных дорог, а близрасположенным воинским частям вменялось их патрулирование на выделенных участках.
В самом конце чернилами дописано «ознакомлен» и стояла дата на сутки ранее дня чрезвычайного происшествия. Я понял, что ему от меня надо и наотрез отказался его подписывать, тем более что уже два дня я давал показания, что никаких предупреждений не было. Офицеры уехали, а через два-три часа нас с Климентъевым выпустили, вернув все изъятое, кроме погон.
По дороге в полк опытный Климентьев наставлял:
— Раз живы остались — значит виновны. Здесь такие законы и от них никуда не денешься. Советую тебе в полку никому ничего не ассказывать. Через лучших друзей еще будут проверять долго. Лучше больше слушай.
Потом мы долго шли молча и наконец он закончил:
— Дознаватель сказал, что АКовцы устроили засаду нашим абиссинцам и ждали их. Представляешь, сколько они набили бы, стреляя по полным грузовикам. Их было восемь машин. Клименко должен был бы построить свой батальон в почетный караул, встречая нас с гауптвахты, а все будет по-другому. Держись, тебе еще служить долго, а я может быть скоро уеду.
В полку нас встретили совсем не как героев: Климентьева направили старшиной роты техобеспечения, а меня — в батальон автоматчиков первым номером ручного пулемета. За время нашего отсутствия старшиной разведроты назначили Алексея Бабкина, нашего школьного старшину из 75-й артбригады, и он предупредил меня, чтобы я не попадался на глаза ротному: тот опять вспомнил наше первое знакомство.
Через несколько дней моего пребывания в батальоне автоматчиков пришел заместитель начальника автослужбы полка старший лейтенант Флегонов и стал отбирать 20 человек рядового состава на ускоренные курсы шоферов. Очередная демобилизация оставила без водителей большое количество машин, и предстоящая передислокация дивизии вызывала большие затруднения. Я, тут же забыв о своих сержантских погонах, записался на курсы, прошел медкомиссию, и мы приступили к занятиям по 12 часов в день. Неделю изучали материальную часть, а затем вождение, сначала по внутренним дорогам, потом на магистрали Тарнобжег — Жешув. Через месяц мы лихо гоняли «студебеккеры», «доджи» и «форды» во всех направлениях, сопровождаемые охраной из батальона автоматчиков. Флегонов, довоенный московский таксист, хорошо знал свое дело, умел научить и через полтора месяца мы получили права военной автоинспекции, которые, как нам объясняли, на гражданке без проблем поменяют на общесоюзные.