Поздняя повесть о ранней юности

Эти биографические очерки создавались несколько лет. В них рассказывается о трудном детстве, о войне и о службе в армии после нее. Они не претендуют называться литературным произведением, так же, как их автор — писателем. Я всего лишь инженер, научный работник. Написаны они так, как сохранила память. Очень трудно было удержаться, чтобы их не написать. Для внуков.

Рассказывая в праздничные дни в кругу семьи и близких друзей те или иные эпизоды из прожитого, я, наверное, совершал ошибку, не концентрируя внимание на том, что главным в моей жизни было общение с людьми того исторического времени: солдатами и офицерами Красной Армии, мужественно сражавшимися на фронтах Великой Отечественной войны и беззаветно служившими великой Родине после нее.

С высоты прожитых лет могу сказать со всей уверенностью, что все сделанное и достигнутое мною является

От всей души выражаю чувство искренней признательности моим друзьям Аркадию Пальму и Александру Пиленову за идею, советы и долготерпение в выслушивании фрагментов изложенного в этой книге.

Особую благодарность я выражаю профессору Анатолию Николаевичу Овчаруку за бескорыстную помощь и поддержку при посещении памятных мест на территории Польской Республики.

Автор

Я благодарен судьбе за то, что она подарила мне многолетние дружеские отношения и сотрудничество с очень интересными людьми. Одним из них является автор этих воспоминаний. Книга, которую Вы держите в руках, завершается 1950-м годом, а с Юрием Андреевичем Нефедовым я познакомился лишь спустя 10 лет, когда начал работать на кафедре металлургии чугуна Днепропетровского металлургического института (ныне Национальная металлургическая академия Украины). За этот, в общем-то относительно небольшой период времени молодой демобилизованный воин, закончивший до начала войны 4 класса средней школы, не только смог получить высшее образование, но и стать сформировавшимся ученым-металлургом, кандидатом технических наук, что свидетельствует о его умении работать целенаправленно и интенсивно. Во время Великой Отечественной войны, прибавив себе 3 года и уйдя в действующую армию по сути дела мальчишкой, Юрий Андреевич после победы и пятилетней службы в армии, уже в мирное время за два года окончил среднюю школу и поступил в институт. Характерен и выбор им специальности — электрометаллургия, тогда еще только начинавшая развиваться подотрасль черной металлургии. Именно решению проблем этой важной области промышленности и посвятил всю свою жизнь мой, тогда еще молодой коллега, а ныне профессор, доктор технических наук. В частности нам вместе пришлось обосновывать наибольшую перспективность и эффективность организации научной деятельности в вузах в форме проблемных лабораторий по направлениям. Юрий Андреевич был организатором и первым заведующим Проблемной лаборатории ферросплавов ДМетИ, которая в 70-е годы решением Госкомитета СССР по науке и технике в связи с расширением направлений исследований была переименована в Проблемную лабораторию новых металлургических процессов. Не касаясь профессиональной стороны деятельности этой лаборатории, научным руководителем которой и сегодня остается Юрий Андреевич Нефедов, отмечу лишь, что за одну из современных разработок в области специальных сталей он с коллегами был удостоен в 1996 году Государственной премии Украины в области науки и техники. Высокие организаторские способности и профессионализм определили успешную, более чем 15-летнюю деятельность автора этой книги на посту проректора НМетАУ по научной работе, на который он был назначен решением коллегии Министерства образования Украины, когда я возглавлял это Министерство.

Меня с Юрием Андреевичем сблизила не только, а может быть даже не столько наша деятельность по развитию отечественной металлургии, а общность наших жизненных установок в части общечеловеческих ценностей и взаимоотношений. Я никогда не забуду трепетное отношение автора книги к памяти о своих соратниках. В период моей работы в Днепропетровске, ежегодно в день Победы в его рабочем кабинете на столе стояла перевернутая простреленная каска, заполненная землей с высаженными в ней красными гвоздиками. Рядом стояла снарядная гильза, лежала полная солдатская фляжка, и каждый пришедший мог помянуть близких ему людей, которых унесла война или ее последствия.

Воспоминаниям о войне посвящено очень большое количество книг. Как правило, это война глазами генералов или высших офицеров. Настоящая книга принадлежит перу молодого солдата, который пережил тяжелейшие годы оккупации и, тем не менее, не ожесточился. Книга, посвященная в большей своей части самому жестокому периоду XX века, наполнена внутренней добротой, и мне очень хочется, чтобы она нашла своего читателя не только среди современников, но и среди молодых людей, не знавших ужасов этой страшной войны.

Член-корреспондент НАНУ

профессор,

Ефименко Г. Г.

…Во второй батальон я шел вместе со связным, пришедшим оттуда несколько минут назад — старым солдатом, который, очевидно, давно выполнял эти обязанности, ибо по дороге только и рассказывал мне, какая это опасная, сложная и ответственная работа. Потом он говорил мне о семье, детях, еще о чем-то, но я почти не слушал. Было уже темно, двигались мы какими-то перелесками, и перспектива наскочить на бродячего немца или власовца нас мало устраивала. Да и не шла из головы происшедшая накануне днем неприятная история.

Было это в Восточной Пруссии, в Алленштайне. Вчера утром после тяжелого боя мы входили в город через железнодорожную станцию, на которой стояло много эшелонов, в том числе санитарных. Раненых немцев, врачей и медсестер, вышедших из вагонов с поднятыми руками, мы не трогали. А в центре города, за полчаса до нашего прихода, немцы взорвали трехэтажный дом, предварительно обработав его горючим. Дом тот был с нашими ранеными военнопленными. Когда мы подошли к нему, стоял такой крик и стон, который был слышен за много километров. Из огня навстречу нам выползали безногие и безрукие факелы, и все бросались к ним, помогая чем кто может, — тут же тушили, перевязывали. Но чем можно помочь в такой ситуации?..

После похорон нашего сослуживца Володи Соловьева, мы разместились в каком-то большом доме на восточной окраине города. Все чистили автоматы, приводили себя в порядок, сушились. Я вышел во двор и начал возиться с трофейным мотоциклом. В доме напротив — штаб полка. Вдруг ко мне подошел помкомвзвода и стал кричать, чтобы я шел к лошадям. Он был контужен и кричал всегда, хотя был нормальным человеком. В этот раз он даже шутил, что выразилось в том, что он пнул меня ногой под зад. Я, не поднимаясь с корточек, тоже шутя, ударил его левой рукой под колени, он упал в сугроб и опять что-то громко прокричал. А от дома напротив шел майор, начальник штаба полка. Он был в полушубке, в ремнях, на животе за поясом торчал парабеллум. Подошел ко мне, вытащил трофейный пистолет, дослал в ствол патрон, приставив к моему животу, закричал, что за избиение командира он меня расстреляет, а домой пришлет похоронку о геройской гибели. Шутки в его словах я не чувствовал. На крик выскочил весь взвод, солдаты подошли к нам вплотную, в руках автоматы. Не знаю, что остановило майора, но он вдруг повернулся к взводному и приказал отправить меня в 1-й батальон, в стрелковую роту. Для нас, разведчиков, это было равносильно, что в штрафную. Пришел капитан Кудрявцев. Взводный доложил ему о происшедшем. Тот пошел в штаб улаживать конфликт, но вернулся ни с чем. Потом, когда пообедали, меня всем взводом провели к коменданту штаба. Это был старшина-кадровик, днепропетровец, хорошо нас всех знавший. Ребята попросили направить меня не в 1-й, а во 2-й батальон, где командиром был майор Пенкин — пожилой и очень добрый человек.

Теперь связной вел меня к нему и дорогу выбирал как-то странно. Мы несколько раз пересекали шоссе, но двигались узкими, кем-то нахоженными тропками, почти в полной темноте, а солдат шел настолько уверенно, будто по своим родным местам. Когда мы пришли, я доложил майору, что прибыл для дальнейшего прохождения службы. Он, расспросив о случившемся, усмехнулся лукаво и сказал, чтобы я шел во взвод ПТР, там, мол, лейтенант из училища, такой же пацан, как и я. Вместе, дескать, и будете воевать. Лейтенант оказался действительно мальчишкой из Москвы. Меня все время подмывало спросить, не прибавил ли он себе 2–3 года, но сдержался.

Отношения с ним сложились дружеские. Во взводе было еще два сержанта, но, как правило, взвод делили на четыре части и меня во главе четырех солдат с двумя ружьями посылали в какую-нибудь роту. Потом одного из сержантов ранили. Он убыл в медсанбат, а мы еще теснее подружились с лейтенантом. А потом и лейтенанта в двух километрах от передовой ранил какой-то заблудившийся немец, выстрелив в него в упор из винтовки. На его место тут же прислали нового, меня же забрали в штаб батальона связным от взвода ПТР. Не успел я там осмотреться, как приехал из академии новый комбат — капитан Трусов, а майора Пенкина отправили в тыл. В момент передачи батальона я находился в соседней комнате, укладывался на соломе вместе с другими связными. Вдруг слышу голоса комбатов — старого и нового. Думаю: как же теперь все повернется? Новый комбат спрашивает, нет ли тут солдата, которого бы в ординарцы взять. Пенкин ему и говорит, что среди связных есть пацан из разведвзвода, хороший, мол, парень, возьми его, и называет мою фамилию.