Пожалуйста, избавьте от греха
Шрифт:
– Хочу кое-что предложить. Если вам по-прежнему хочется ее выдворить, я готов, но мне кажется, судя по ее выражению, что она все усекла.
Я обратился к вдове:
– Если вы думаете, что вам удастся выкрутиться, заявив, что все это враки и что вы сами все это выдумали от начала до конца, то вы заблуждаетесь. Полицейские нашли ЛСД в кармане пиджака вашего супруга, а это уже факт. Вам не отвертеться, вы влипли по самые уши, а отрицая очевидное, вы только усугубите свое положение.
Она смотрела на меня не отрываясь. Потом перевела взгляд на мисс Хабер, но поддержки не нашла. Секретарша сидела сморщив хорошенький лобик, а глаза ее
Миссис Оделл снова вперилась в Вульфа:
– Вы сказали, что с Браунингом не разговаривали. А вот… ЛСД. С кем вы о нем говорили?
– С мистером Гудвином. Больше ни с кем.
– Тогда как вам… Как вы можете…
– Мистер Гудвин сегодня утром побеседовал с владельцем одной яхты. В ту самую пятницу, шестнадцатого мая, в девять вечера эта яхта бросила якорь в бухте у побережья Лонг-Айленда, и на ее борту в числе прочих гостей были мистер и миссис Эймори Браунинг. За все время, что мне доводилось общаться с разного рода мошенниками, я впервые сталкиваюсь со столь вопиющей глупостью. Более оскорбительной оценки наших умственных способностей трудно было даже вообразить; вам следовало знать, что мы первым делом проверим, где мистер Браунинг находился в тот вечер, а следовательно, вы сами тоже должны были это сделать. Судя по взгляду, которым вы сейчас обменялись с мисс Хабер, вам пришла в голову еще одна глупость: вы намеревались сказать, что речь шла о другом вечере. Пф! Не тратьте на это время, миссис Оделл. Посмотрите на мисс Хабер.
Миссис Оделл уже успела посмотреть на свою секретаршу. И начала демонстрировать, что все же не является законченной идиоткой. Она окинула меня пристальным взглядом, потом наклонила голову и посмотрела на Вульфа.
– Не верю, – заявила она, – что вы окончательно решили сообщить об этом в полицию. Будь так, вы не стали бы звонить мисс Хабер, а сразу…
– Я и не говорил, что решил. Я сказал мисс Хабер: «Если вы не скажете, кто и зачем принудил вас пойти на это лжесвидетельство».
– Я сама вам отвечу. Это я ее принудила.
– Когда?
– Три дня назад. В субботу вечером. И еще в воскресенье утром, прежде чем я позвонила Гудвину. Я предложила ей денег. Много денег. Ей нужны деньги. У нее есть младший брат, которого втянули в… Впрочем, это к делу не относится, но это не важно – деньги ей нужны именно для этой цели. К тому же в любом случае я считаю, что именно Браунинг подложил бомбу. Я уверена в этом. Я не знаю, почему он решил, что Питер должен открыть этот ящик, но уверена, что это его рук дело. Возможно, Питер сказал еще кому-нибудь. Вы не были знакомы с Питером и не знаете, какой это был прекрасный человек. А Браунинг убил его, и я теперь готова потратить все свои деньги, чтобы это доказать. Не думаю, что полиция когда-нибудь до него доберется, но вы теперь знаете кое-что, чего они не знают. Вы сможете обуздать мистера Гудвина?
– Нет. – Вульф посмотрел на нее исподлобья. – Никто не в состоянии «обуздать» мистера Гудвина. Он сам способен держать себя в руках, и он не станет открывать кому-либо сведения, полученные им в качестве моего доверенного лица, без моего согласия. Главная моя трудность состоит в том, чтобы обуздать самого себя. Ваша вздорная попытка оставить меня в дураках освобождает меня от взятых обязательств, но ведь я тоже профессиональный частный сыщик. Если мистер Кремер пронюхает о том, что вчера вечером здесь были эти семеро, а это вполне возможно, и если он явится сюда, а это уже произойдет как пить дать, я окажусь
– Это правда. Они сами показали мне наркотик. – Миссис Оделл полезла в сумочку и извлекла из нее чековую книжку. – Да, я поступила на редкость глупо, но больше я такую ошибку не совершу. Я собираюсь выписать вам чек на сто тысяч долларов, но я отдаю себе отчет в том, что сделать это следует крайне осторожно. Если вы думаете, что я плачу вам за то, чтобы ни вы, ни Гудвин не рассказывали полиции про ЛСД, то вы ошибаетесь. Я и сама понимаю, что это невозможно. Но я уверена, что они никогда не изобличат Браунинга, тогда как вам это вполне под силу. Я уверена, что только вы способны вывести его на чистую воду. Мне наплевать, во что это обойдется. Сто тысяч долларов это только задаток. Возможно, вам придется уплатить кому-нибудь вдвое большую сумму за какие-то сведения. Она вытащила ручку и начала выписывать чек.
– Нет, – остановил ее Вульф. – На этих условиях я не приму от вас ни одного цента. Я, разумеется, отказываюсь браться за дело, чтобы изобличить мистера Браунинга как убийцу вашего мужа. Я мог бы за него взяться лишь с одной целью: чтобы попытаться изобличить истинного убийцу и раздобыть улики, достаточные для того, чтобы осудить его. Что же касается вопроса, должен ли я раскрывать какие-либо сведения полиции, то пусть это останется полностью на моей совести. Мы с мистером Гудвином предпочитаем до поры до времени не делиться фактами, которые обеспечивают нам преимущество.
– Убийца и в самом деле Браунинг. Что заставляет вас сомневаться?
– Я не сомневаюсь. Я рассматриваю эту вероятность наряду со всеми прочими, хотя, если бы он и впрямь знал о том, что ваш муж намерен подсыпать в виски ЛСД, его кандидатура и в самом деде была бы предпочтительнее. – Он переместил взгляд на секретаршу. – Мисс Хабер, вы не говорили об этом мистеру Браунингу, а кому вы это рассказали?
– Никому! – вырвалось у нее. Это прозвучало громче, чем следовало бы, и она повторила, уже тише: – Никому.
– Это чрезвычайно важно. Я должен знать. На сей раз вы обязаны сказать мне правду.
– Я и говорю вам правду. Я не могла никому это рассказать хотя бы потому, что и сама об этом не знала. Лишь в прошлую субботу вечером я узнала, для чего понадобился ЛСД, три дня назад. До этого мисс Оделл ничего мне не говорила… Когда она попросила меня…
Вульф, приоткрыв глаза, посмотрел на миссис Оделл.
– Я ей верю, – просто сказала она, и Вульф снова повернулся к секретарше.
– Вы посещаете церковь, мисс Хабер?
– Да. Лютеранскую. Не каждое воскресенье, но довольно часто.
Вульф посмотрел на меня.
– Принеси Библию.
На третьей полке снизу, налево от глобуса, стояли аж целых девять Библий – четыре разных издания на английском и пять – на иностранных языках. Я выбрал ту, которая показалась мне наиболее подходящей, в переплете черной кожи, и подошел к секретарше, съежившейся в красном кресле.
– Положите на нее правую руку, – велел Вульф, – и повторяйте за мной: «Держа руку на священной Библии, клянусь…»