Пожалуйста, избавьте от греха
Шрифт:
Я держал Библию, а мисс Хабер опустила на нее правую руку ладонью вниз, слегка растопырив пальцы.
– Держа руку на священной Библии, клянусь…
– «Что я не знала о том, как намеревался поступить мистер Оделл…»
Она повторила слово в слово.
– «…С ЛСД, который я достала по просьбе миссис Оделл…»
Она вновь повторила.
– «…До субботы, седьмого июня».
– До субботы, седьмого июня, – эхом откликнулась мисс Хабер.
Вульф снова обратился к миссис Оделл:
– У вас имеются основания подозревать мистера Браунинга только в том случае, если он знал о том, что ваш муж собирается подсыпать ему в виски наркотик. Мисс Хабер об этом не знала. Сомневаюсь, чтобы вы или ваш муж
– Никому я не говорила. Ни единой живой душе. Значит, Питер сам проболтался. Я бы, конечно, никогда это не заподозрила, но ведь иначе и быть не могло. Были, конечно, люди, которые хотели, чтобы новым президентом стал Питер, а не Браунинг, и он, должно быть, поделился с одним из них. Например, с Тедом Фолком, хотя Тед ни за что не продал бы его Браунингу. Могу назвать вам несколько имен. Сильвия Веннер. Потом один человек из отдела общественных связей…
– Прошу прощения. – Он отвернулся и кинул взгляд на стенные часы. – Мне пора обедать. Вы можете составить список имен с соответствующими комментариями. Однако я еще раз повторяю – вы должны четко понимать, чего именно ожидаете от меня. Я постараюсь выяснить, кто убил вашего мужа, и раздобыть достаточно веские улики, чтобы суд вынес обвинительный приговор. И все. Вы это поняли?
– Да. Но я хотела бы увериться… Нет. Наверное, это невозможно. – Она открыла чековую книжку. – Но если это не Браунинг… Ладно, черт с ним. Черт с ним!
Она выписала чек.
Глава 8
Без двадцати минут семь Теодор Фолк, сидя в красном кожаном кресле со скрещенными ногами, заявил Вульфу:
– Это зависит только от того, что именно он собирался сделать.
За четыре с половиной часа, прошедших после обеда, сделано было много, хотя видимых результатов добиться не удалось. Мы обсудили проблему Кремера. Если и когда он заявится, я приоткрою дверь только на два дюйма, насколько позволяет цепочка, и скажу, что Вульф занят и неизвестно, когда освободится, а мне велено набрать в рот воды и ни с кем не общаться. Ордер Кремер, скорее всего, не получит, ведь судье он может рассказать только то, что несколько человек, фигурирующих в деле об убийстве, провели кусочек вечера в доме Вульфа. Если же он все-таки раздобудет ордер, то мы все равно будем молчать в тряпочку. Другой вариант состоял в том, что я распахну дверь во всю ширь, любезно приглашу Кремера заходить, а Вульф сам решит, как с ним управиться. Мы остановились на последнем. Мало ли, вдруг нам удастся выудить из Кремера какие-нибудь ценные сведения.
Кроме того, мы решили, что начнем тратить тридцать один доллар в час (из денег нашего клиента, разумеется) на Сола Пензера, Фреда Даркина и Орри Кэтера – по восемь Фреду и Орри, а Солу пятнадцать. Если никто не знал о том, что Оделл собирается проникнуть в кабинет Браунинга, то бомба предназначалась не для него, и для разгадки преступления уже нельзя было ограничиваться лишь собеседованием с подозреваемыми в нашем особняке. Я дозвонился до Сола и Орри и пригласил их заглянуть к нам в среду, в десять утра, а Фреду по моей просьбе оставили записку. Потом я позвонил Теодору Фолку, ближайшему другу Оделла, и передал, что Вульф хочет побеседовать с ним без свидетелей; Фолк сказал, что может прийти к шести вечера.
Еще пара звонков – вице-президенту нашего банка и Лону Коэну – и я выяснил, что Фолк поднимается по служебной лестнице довольно успешно и стремительно. Директор одной из старейших и надежнейших инвестиционных компаний, член совета директоров еще восьми компаний. Женат, отец троих взрослых детей, которые также успели сделать приличную карьеру. Словом, настоящий образец, которым может гордиться нация, хотя лично мне кое-что в нем пришлось не по вкусу – я совершенно не выношу рубашек, застегнутых на все пуговички. Мне кажется, что человеку, которому не по душе расстегнутые воротнички, можно было бы для острастки пристегивать уши.
Пришел он в шесть тридцать четыре.
Вульф с места в карьер заявил, что хотел бы узнать об Оделле все, что только можно. Особенно его интересовал ответ на вопрос: «Если бы Оделл замыслил какое-нибудь темное дельце, от которого выигрывал бы сам, но подставлял кого-то, насколько вероятно, что он мог бы кому-нибудь об этом рассказать?»
На что Фолк ответил:
– Это зависит только от того, что именно он замыслил. «Темное» говорите?
Вульф кивнул.
– Неблаговидное. Гнусное. Подлое. Грязное. Скверное.
Фолк поерзал в кресле, устроился поудобнее, закинул ногу на ногу и запрокинул голову назад. Потом не торопясь обвел глазами стены слева направо, словно сравнивая развешанные портреты – Сократа, Шекспира и перепачканного углем шахтера – кисти Сепеши. Вульф почитал в человеке три главных качества, причем именно в такой последовательности: ум, изобретальность и силу. Полминуты спустя голова Фолка вернулась в прежнее положение, и он посмотрел на Вульфа.
– Я вас почти не знаю, – сказал он. – Хотя и наслышан. Мой кузен, помощник окружного прокурора, говорит, что вы очень умны, проницательны и вам можно доверять. Он вас хорошо знает?
– Скорее всего – нет. Разве что понаслышке.
– Вы консультировали миссис Оделл…
– Не он, – перебил я. – А я.
– Это к делу не относится, – пробурчал Вульф. И добавил, глядя на Фолка: – Мистер Гудвин – мой доверенный помощник. Я плачу ему жалованье. Он знал, что мой банковский счет изрядно похудел, поэтому взял на себя смелость обратиться к миссис Оделл.
– Понимаю. – Фолк сверкнул белоснежными зубами. Потом потер кончиком пальца губу, словно решая, стоит ли говорить дальше. Решил, что стоит, и произнес: – Вы знаете, что в полиции находится ампула с ЛСД, которую нашли в кармане Оделла.
– В самом деле?
– Да. Миссис Оделл призналась мне, что рассказала это вам. А она сказала, что именно он собирался сделать?
– Я очень умен и проницателен, мистер Фолк.
– Да, конечно. Разумеется, вы передадите ей мои слова, но она и так знает, что мне известно о том, с какой целью Пит прихватил с собой ЛСД, хотя она в этом и не признается. Даже мне.
– А вы и в самом деле это знали?
– Что именно?
– С какой целью он прихватил с собой ЛСД.
– Нет, не знал. Я и сейчас точно не знаю, но могу догадаться; как, впрочем, и полиция. Да и вы догадались бы, если бы миссис Оделл сама вам не рассказала. Зачем, подумайте сами, залезать в чужой стол, имея при себе в кармане ЛСД? Это даже больше, чем догадка. Да, подсыпать наркотик в виски Браунинга – поступок вполне грязный и неблаговидный, вы правы. Не знаю только, насколько подлый.
– Я не сужу, а только даю характеристику. Вы не согласны?
– Нет, пожалуй, согласен. Хотя и не во всем. Как бы то ни было, мне кажется, что затея эта исходила от нее, а не от самого Пита. Можете не скрывать моих слов от нее – я ей уже все это высказал. Вас, конечно, интересует, не знал ли я о его намерениях заранее, не посвятил ли он меня в свои планы? Нет, не знал. Он ни за что не стал бы признаваться в подобном замысле. Даже мне. И уж тем более кому-либо другому. А говорю я вам все это лишь потому, что начинаю сомневаться в способности полиции разоблачить убийцу Пита, тогда как вам, по-моему, эта задача по плечу. И не в последнюю очередь благодаря тому, что вам миссис Оделл, по-видимому, расскажет такое, что утаила бы от полиции. Кроме того, имея дело с такими людьми, как мы, полиции волей-неволей приходится сдерживаться, тогда как вы ничем не связаны.