Пожар
Шрифт:
– Нет. Но только потому, что очень он непритворно зевал! А вообще-то ничего нельзя скидывать со счетов. И даму в «Жигулях» тоже. Пламя было яркое, а сколько темного! Каламбур на скорую руку…
– Не столько темного, сколько пока не доказанного, – возражает Томилин.
– И темного хватает, – поддерживает Томина Пал Палыч. – Я не зачисляю сторожа в иксы и игреки, однако… Предположим, он скрыл визит какого-нибудь дружка. Дружок в тот вечер просто заглянул проведать. Но у него дурная репутация, поэтому лучше умолчать. Между тем
– Нет, – отвечает за всех Томин. – Правомерная версия. И – благо это по моей части – начинаю изучать Николашину биографию и круг знакомств.
– Пал Палыч! – Кибрит постукивает по циферблату наручных часов. – Время бежит – что ты хотел?
– Прежде всего услышать твое личное мнение. – Знаменский слегка «подлизывается» к ней ввиду предстоящей просьбы.
– Если с женской колокольни, я бы сказала, что этот склад – маленькое бабье царство. Возможны интриги, острая вражда.
– Однако с юридической колокольни к словам «поджог» и «ревизия» так и напрашивается слово «хищение»! – подхватывает Томилин.
– Ладно, – заключает Пал Палыч, – проверять будем все: Николашу, вахтера, образ жизни складских работников, вариант женской мести и тэ дэ и тэ пэ. Но по линии хищения мы плотно упираемся в вопрос о недостаче.
– Документы, естественно, в ажуре, – вздыхает Томилин. – А доказательства огонь скушал. Вот тут и…
– Может, не совсем скушал? – прерывает Пал Палыч. – Ничто не сгорает абсолютно бесследно, а, Зина? Насколько я понимаю, для химика сгоревшая пластмасса все-таки пластмасса, а не кожа и не дерево.
– Ну, теоретически…
– А практически? – настаивает Знаменский.
– Да ведь вам нужно количество! Число предметов!
– Мы не будем добиваться, восемнадцать шуб спалили или девять. Если недостача, то крупная, иначе бы не жгли!
– Одна шуба или пятьдесят, Зинаида Яновна! – присоединяется Томилин. – В таких пределах можно определить?
– Н-не знаю… Невероятный объем работы – и на пожарище, и в лаборатории… С ума сойти!..
– Зиночка, нет таких крепостей!.. Тем более ты начальник отделения, можешь добавить еще группу экспертов!
– Пал Палыч, разве моей группы хватит?
– Зинаида, ты никогда нас не подводила! – напоминает Томин.
– Прямо беда с вами… – Кибрит встает.
– Мы договорились? – давит Знаменский.
– Не знаю… попробую, но…
– Сегодня же?
Кибрит взглядывает на часы.
– Тираны вы! У меня ж и других дел невпроворот!.. Ну ладно, еду в испытательную лабораторию, оттуда позвоню.
– Та-ак, – говорит довольный Пал Палыч после ее ухода. – Возникает необходимость охранять пепелище. А то вездесущие мальчишки…
– Сделано, Пал Палыч, – докладывает Томилин. – Я на всякий случай распорядился, чтобы и вахтер, и сторож выходили к складу и не допускали посторонних.
– И я подстраховался, – признается Томин. – Попросил тамошнее отделение милиции приглядывать. Чтобы считали местом происшествия, где работа не закончена. – Он смешливо косится на коллегу. – Трудно нам разграничить сферы влияния!
– Сочтемся славою, абы на общую пользу, – примирительно улыбается тот. – Пал Палыч, если напрячь интуицию, кто поджигатель?
– Пока интуиция молчит. А поджигатель – ключ ко всему…
По территории грузовой автобазы шагает начальник колонны. Рядом юлит щегольски одетый, заискивающий и одновременно нагловатый шофер Костя, смазливый, пухленький, длинноволосый парень лет двадцати пяти.
– Начальник, дай отгул! Бабушка ногу сломала! Доктора надо, лекарства всякие…
– Вечная песня!
– У нее, кроме меня, никого! – жалобно врет Костя.
– Если считать, это пятая, не то шестая твоя бабушка! Скольких ты уже в последний путь провожал? Имей в виду – еще одна помрет, ищи себе другую работу!
– Не нравится Костя – пожалуйста, в любом автобусном с поклоном примут!.. – и, видя, что начальник нахмурился, нажимает: – Дай отгул! Позарез нужно! Личные обстоятельства!
– Когда? – бурчит начальник, злясь, что приходится уступать.
– Прям сейчас! Ну, порядочек, спасибо! – Костя резво пускается прочь, пока начальник не передумал.
Спешно помчался Костя укладывать многочисленные свои пожитки. Среди них ни единой книги, но одежды хватило бы на троих. Умяв и застегнув второй чемодан, Костя утирает влажный лоб и выходит на лестницу, с силой захлопнув за собой дверь с красивой табличкой «Е. М. Стольникова».
На очередном допросе Стольникова заторможенная и сникшая.
– День был суматошный, Пал Палыч. Конец квартала. Привоз, увоз… Одним надо сбыть на склад готовую продукцию. Магазины рвут дефицит для плана. Иной раз прямо во дворе с машины на машину перегружают. У нас с Женей только глаза туда-сюда бегают, как бы чего не напортачить. На кило худеешь за такую смену, честное слово! А вы спрашиваете: кто был? что делал? куда ходил? Не сумею я ответить…
– Меня больше всего интересуют последние полчаса рабочего времени.
– Да тут уж как раз схлынуло. Мы даже сели чай пить… – Она что-то вспоминает, хмурясь, задумывается.
– Евдокия Михайловна, ваши мысли куда-то упорхнули.
Та грустно-виновато улыбается:
– Да…
– В конце левого прохода стояли ящики с посудой?
– Стояли.
– Оттуда к вечеру забирали что-нибудь? Или сгружали из нового привоза?
Стольникова отрицательно качает головой:
– Посуда давно попусту место занимала. Тот угол у нас вообще был неподвижный – на что спросу нет… – Она опять умолкает.