Шрифт:
01. КОНЕЦ И НАЧАЛО
800 ЛЕТ НАЗАД
– Оставь меч, Дмитрий. Негоже столь славному оружию пропадать безвестно.
Я усмехнулся. Оружию негоже, а мне, значит – вполне. Впрочем, меч губить было жалко. Часть меня, как-никак. Пусть живёт.
Велел ему:
– Родственникам служи. Чужим не давайся.
– За твою жертву не оскудеет род твой и не прервётся! – торжественно сказали в спину, и круг архимагов повторил клятву. Я не смотрел на них. Только на разрастающийся зародыш разрыва реальности, похожий на пульсирующую непроглядно-чёрную
Неважно уже, кто оказался виновным в этом злодействе. Да и не осталось их, тех виновных – все сгинули в первый же миг прорыва. И теперь требовался маг, искусный во всех четырёх стихиях, чтобы залатать собой порванную ткань реальности.
Архимаг.
Вариантов было немного.
Один.
Я.
Я поставил портал в самую сердцевину мрака и шагнул.
Я
Ослепительный свет.
Он был повсюду.
Я не ощущал тела, и это нервировало. Словно меня распылили по всей огромной вселенной бесконечным светящимся облаком.
Где границы? Границы меня?
Я попытался дёрнуться, чтобы почувствовать собственную материальность. Безрезультатно.
Хотя, нет! Результат был! Я начал слышать звуки. Что-то размеренно пикало. И ещё... вот! Голос!
– Молодой такой, – сказала женщина. Сочувственно, но с каким-то оттенком... высокомерия, что ли?
– А что ты хотела? – ответил второй, мужской, довольно усталый и равнодушный. – Несчастья происходят и с аристократами, и с дегенератами.
– Тихо ты! – испуганно шикнула женщина. – Услышит кто!
– А что я такого сказал? Старинный аристократический род Пожарских... – что-то прошуршало, как будто закрылась большая тетрадь. – Я же не собираюсь спорить с их правом на княжеский титул. Да и никто поперёк древней клятвы вставать не захотел, хоть и были желающие.
Пару секунд было тихо.
– Но он же не виноват, что мать беременная попала под удар магостатической гранаты...
Мужчина досадливо вздохнул, явно не желая спорить:
– Лена, какой в нашем разговоре смысл? Ну, жалко тебе его. Жил бессмысленно, умрёт безвестно. Микроскопический некролог на последней странице «Имперских ведомостей», на этом всё.
– А... почему «умрёт»? Он же, вроде, стабильный?
– Завтра два месяца, как он в коме. Следов мозговой активности давно нет. По закону, мы должны его отключить.
– А как же родственники? Согласие подписали?
– Нет у него никого.
– Что, даже из женщин?
– Говорю тебе – последний. Вряд ли хоть кто-то за прахом после кремации явится.
Раздался звук, словно подвинули серебряный подносец с ложками да ножами, и женщина совсем другим тоном сказала:
– Ну уж, как о смерти объявят, из двоюродных-троюродных кто-то всё равно прибежит, наследство делить. Ещё локтями толкаться будут, глотки драть, кто ближе.
– Да там того наследства... Суздальские земли ещё тридцать лет назад конфисковали, чтобы дед вот этого Дмитрия Михайловича помнил, как не на ту сторону вставать. Всё что осталось – поместье под Москвой из материного приданого. Слухи ходят, что оно не просто в закладе, а арестовано банком за неуплату процентов, и распоряжаться им Пожарские не могут. Дом, правда, в самой Москве хороший, но сколько уж в нём ремонт не делался... И то, сохранили, боясь, как бы проклятие не упало на те роды, которые себя восемьсот лет назад клятвой запечатали. Обязались ведь, что род не оскудеет. Вторым пунктом, правда, шло, что род и не прервётся – а видишь, как вышло.
– Ты откуда всё знаешь?
– Светские хроники иной раз из любопытства почитываю... Удивляюсь, почему никто не подсуетился молодому Дмитрию Пожарскому невесту хоть из худородных подыскать. Оно, понятно, дворянин без магии – позор, однако ж древняя клятва – тоже не фунт изюма. А ну как всю дворянскую верхушку одной ладошкой сверху прихлопнет?
– Чё ж они тогда тут толпами не магичат, чтоб парень жив остался?
– Может, и магичат. Для этого магистру рядом стоять не обязательно... Ладно, пойдём, чайку попьём, что ли?
Голоса удалились, хлопнула дверь, и наступила тишина.
А во мне кипел гнев. Вот, значит, как оно – «за твою жертву не оскудеет род твой и не прервётся»? И особенным издевательством звучало, что вот этот последний, умирающий и, судя по всему, совершенно никчёмный в магии парень был моим полным тёзкой.
Или... это вот так вы хотите решить проблему? Пожарские не справились – давай, основатель, выгребай?
Эта мысль почему-то разозлила ещё сильнее.
А ведь парень, и вправду, давно мёртв. Тело что-то держит, а вот никаких признаков духа я не чувствовал. Что ж. Значит, я теперь в этом доме хозяин.
Первое. Сконцентрироваться. Я – это я. Я здесь.
Ощущение пребывания во множестве точек бесконечной вселенной исчезло. Глаза распахнулись сами собой.
Да уж, не палаты белокаменные... Убогая комнатушка, белым крашеная. Ни резьбы тебе, ни росписи, в окнах вместо витражей простые стекляшки. Крупные, правда, во всю рамину.
К рукам шли прозрачные тоненькие дудки, через иглу в кровь сочилось лекарство. Коробочка в изголовье подмаргивала простыми, не магическими огоньками. Это что – меня, дворянина, медициной для безродных простолюдинов лечат?! Ярость хлестнула через край, подкинув меня на больничной койке – белой, убогой, словно саван. Мышцы вяло заныли, отказываясь двигать разбитое тело.
Лекарем я отродясь не был, но медицинскую магию любой воин с детства знал – для себя и для товарища. Исцеление!
За первой волной прогнал вторую, третью. Ну, жить можно!
На ноги я вскинулся куда бодрее, выдернув из рук докучные иголки. Прикрывающую белую простыню столкнул на пол. В узком зеркале напротив кровати с неудовольствием увидел постыдно босое, безбородое лицо. А с удовольствием – то, что лицо это и впрямь было совсем молодое, лет семнадцати от силы. Изрядно высок, кабы не выше меня прежнего. Волос тёмен, глаза карие с зеленоватым отливом – ну, хоть что-то от меня сквозь века дотянулось. Худоват, вроде. От долгого лежания или сразу малохольный был? Ну, это ничего, были бы кости, мясо нарастёт. Да и лекарство моё продолжало разгоняться: измученное болезнью тело подтягивалось и наливалось силой.