Пожарский 2

Войлошников Владимир

СЛУХОМ ЗЕМЛЯ ПОЛНИТСЯ

В то же время в некой солидной гостиной города Н-ска за зелёным карточным столом шла вялая игра — не из азартных, а из тех, которые затеваются, лишь бы перебить ежевечернюю скуку.

— И что же вы, милостивый государь, думаете о последних столичных новостях?

— Это о которых, позвольте уточнить?

— Касательно громоподобного возвращения в свои потомственные владения последнего князя Пожарского.

— А, этот скандальный мальчишка… И чего он ещё натворил?

— Представьте

себе, пронёсся по городкам, аки Горыныч Змей — всё подчистую пожёг огнём лютым, беспощадным.

— Да там, сударь мой любезный, имениев-то тех… было бы что жечь! Опосля памятного мора Пожар оскудел, они даже ярмарки проводить перестали.

— Ну не скажите-с! Ярмарки — то дело десятое, а вот, племянник Авпатия девиц радогостевских сильно хвалил.

Собеседники уставились друг на друга поверх карт. Наконец второй сморгнул:

— Прошу меня великодушно простить, но, кажется, я утратил нить беседы. О каких девицах вы изволите толковать?

Первый нетерпеливо повозился:

— Ну, как же-с! О девицах легкодоступных с нынешнего Пожарского имения. О них Авпатиев племянничек оченно высокого мнения был.

— Погодите-ка — в смысле, племянник «был»? Чего это с ним случилось?

— Типун вам на язык, милостивый государь, тьфу! Ничего с Авпатьиным племяшом не случилось, а вот с девками — всё, нету девок! Несколько весёлых домов было — и всё, тю-тю…

— Да что вы говорите! А куда ж оне делись?

— Всё пожёг дуралей Пожарский! Уж какие там у уважаемых людей дела были — получай свою долю, всё на мази, сиди себе, не ёрзай, и денежка тебе в карман течёт. Так нет же! Всё разворотил, людишек не счесть сколько прибил, работников похватал и в кандалы заковал! И девок, всех, кто не сбежал — пожёг! Истинно говорю!

— Он что же — совсем головой скорбный?

— То мне не ведомо! А вот то, что ему за эту расправу лютую ничего не будет, это я доподлинно знаю.

— Это как это? Что, если ты князь — тебе что, закон не писан?

— Именно что писан. А в том законе сказано, что он на своих землях имеет власть суд вершить.

— Ну не людёв же жечь!

— А может и жечь, я почём знаю? Я тех законов не читал-с. Повествую, что пересказывают.

Помолчали.

— И с чего бы ему так осерчать?

— Сие мне, милсдарь, неведомо. Может, девицы на его вкус оказались не так ловки, как их расхваливают? — первый господин оглянулся на дверь, прикрытую портьерой, и прибавил чуть тише: — Мне намедни внучок сказывал, что этот Пожарский на вечеринки студенческие не ходит. Уж как его Муромской не зазывал, он всё отнекивается, мол — учуся. Ага! А вокруг самого молодой паренёк постоянно вертится, вот и думайте!

Второй собеседник поражённо прикрыл ладонью рот:

— Бат-тюшки, что деется! Куда земля катится, если уважаемые рода так вот…

— Да что там уважаемого, то? Он же последний остался, вот и некому его приструнить, пример показать!

— Да-а, дела…

— Я вообще так думаю, что на месте тех блудюшников теперь другие понастроят.

— Это какие же?

— А как у альвов, с пацанами обученными.

— Тьфу ещё раз! — второй искренне передёрнулся. — Кто ж ему позволит-то этакую срамоту расплодить?

— А жечь людёв ему кто позволил? На своих землях вообче всё что хочешь будет воротить.

— Вот оно! — внезапно выпрямился второй. — Перед концом времён прорывается-то мерзость человеческая! А третьего дни, слыхали, земля дрогнула? Истинно говорю вам, Фенрир ворочается! Скоро он разорвёт свои узы — и грянет Рагнарёк! И земля налетит на небесную ось! — он так возбудился, что вскочил, роняя карты в отбой. Некоторые упали даже на пол, и лакею пришлось лезть под стол, чтобы их извлечь.

Первый с досадой посмотрел на свою руку [17] и тоже кинул её в отбой. Карты были хороши. Выиграть ведь мог! Впрочем — пустое.

— Не выпить ли нам чаю с пряниками, любезный друг?

И господа, беседуя о возможном конце времён, удалились в столовую.

25. ВНЕЗАПНОСТИ

ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛАГАЕТ…

Горыныч быстро понял, что его монструозный вид вызывает нездоровую ажитацию в рядах, немедленно перекинулся в человека и прошёлся со мной по комнатам главного дома, оценивая, как у меня тут всё организовано. В двери то и дело заглядывали любопытные труженицы недорогой любви — уж не знаю, как они все моментом прослышали, что Змей имеет слабость к женскому полу, но мелькали вокруг, как мошки у фонаря.

17

В смысле — на набор карт))

Очередная мамзель сунулась в двери, когда одноглазый Андрей демонстрировал Горынычу кабинет. Девица обратилась ко мне, но глазками стреляла исключительно в Змееву сторону:

— Ваша светлость, ужин прикажете подавать?

И тут зазвонил телефон.

— Простите! — Андрей метнулся к столу и подхватил трубку: — Засечин, дом князей Пожарских, управляющий слушает!.. Как?.. Нет, такого не имели чести… А-а-а! — он прикрыл трубку ладонью и сообщил Горынычу громким шёпотом: — Тихон Михайлович, вас требуют.

— Так я и знал! — проворчал Горыныч и сгрёб трубку: — У аппарата!.. Да чё ты дотошный такой, а?

Я подошёл чуть ближе и услышал искажённый помехами голос Коша:

— Если ты забыл, дорогой друг, у тебя сегодня по плану целебный сладкий сон. Знал бы ты, скольких трудов мне стоило уговорить владычицу Тир Нанн Огг прислать свой лучший хор! Поэтому, будь любезен, если ты уже закончил всех спасать и побеждать, вернись, пожалуйста, в палату!

— Ладно, — проворчал Горыныч и положил трубку. — Извини, брат, мне пора! Недельки через две заскочу, сгоняем до Кешки. Спасибо за веселье!

Горыныч облапил меня, смахнул скупую слезу и исчез в портале.

— Ваша светлость, — осторожно начал Андрей.

— Да?

— А почему у Тихона Михайловича портал такой странной формы — трёхголовый?

— Профессиональная привычка.

— Понятно.

Я выглянул в окно. Во дворе крутилась каша из обычных людей, оборотней, терракотовых солдат и легкомысленных женщин.

— Вот что, Андрюха, вы тут разбирайтесь, а мы в Москву пойдём ночевать. Тут и так куча-мала. Крикни там, чтоб мои сопровождающие у крыльца построились, я сейчас выйду.