Пожиратель
Шрифт:
— Да так… — неохотно буркнул тот. — Почтальона прислали.
Я подошёл ближе и разглядел на двери в избу небольшой листок бумаги, пришпиленный узким обоюдоострым ножом со знакомым гербом в виде волчьей головы. Демьян одним движением выдернул стилет, пробежался взглядом по едва различимым в лунном свете строчкам на записке. И помрачнел ещё больше.
— Ну, вот и дождались… — пробормотал он.
— Что там? — заглядывая ему через плечо, спросил я.
Почерк был крупный и разборчивый, и я успел прочитать короткий текст сам прежде, чем
«Послезавтра в полночь. Знаменский скит, 300 саженей к северу. Закончим то, что начали на Медвежьей горе».
Вместо подписи стояла лишь витиеватая буква «С» с точкой.
— Похоже на вызов, — сказал я.
— Он самый. Я-то думаю, что это волки так долго кружат вокруг меня, но не бросаются. Что ж, из Петрова града сюда путь неблизкий… Но, видно, старые обиды не забываются.
Велесов обернулся на нас с Путилиным через плечо, сверкнув зелёными звериными радужками.
— Сам Сумрак явился по мою душу.
Глава 3
— Сумароков в Томске?! — переспросил Путилин. — Сам глава Стаи?
— Это… Мои старые счёты, ваше благородие, — проворчал он. — Вас не касается.
— Ещё как касается! — жестко ответил Охотник. — Забыл, с кем говоришь?
Демьян недовольно рыкнул, искоса взглянув на меня. Во взгляде его так и читалось «Ну вот, а я предупреждал».
— Пойдёмте-ка в дом, господа, — продолжил Путилин. — Думаю, нам есть, что обсудить. Встретимся в моём кабинете.
Не дожидаясь ответа, он развернулся и зашагал к дому, почти неразличимый в темноте в своём темном кимоно.
— Ну, не сопи ты так, — усмехнулся я. — И так вижу, что недоволен. Но, раз уж мы сотрудничаем с Дружиной, держать эту историю в тайне не получится. Да может, и не надо?
— Ты не понимаешь, Богдан. Твоё решение я, скрепя сердце, принял. И даже готов помогать, если дело касается охоты на каких-нибудь лесных тварей. Но тут… Мало того, что придётся идти против своих. Так ещё и с Дружиной. Это сочтут предательством.
— Ну, тут уж пора определиться, кто для тебя свои, а кто чужие. Ты ведь давным-давно не в Стае. Так что не всё ли равно?
Он вздохнул, опустив косматую голову.
— А что, кстати, за манера-то такая — записки оставлять с местом встречи?
— Сумрак вызывает меня на бой один на один. Старый обычай. Всё по правилам — место выбрал подальше от людей…
— Что за Знаменский скит?
— Монастырь заброшенный, к югу от города. И время выбрал не просто так… — Велесов взглянул на небо. — Послезавтра как раз полнолуние.
— И ты действительно собираешься идти?
Демьян поглядел вслед ушедшему Путилину.
— Ладно, поговорим дома. Это всё надо крепко обдумать…
Четверть часа спустя мы собрались втроём в новом кабинете Путилина.
Комната была большая, но пустоватая — из всей мебели тут остался только письменный стол, несколько кресел и книжный шкаф, полностью занимающий
Впрочем, с тех пор как я заглядывал сюда в прошлый раз, Путилин успел разместить здесь кое-какие личные вещи. Возле стола расположилась лаконичная стойка с двумя японскими мечами, на стене появилась карта города и окрестностей с какими-то пометками, а рядом с письменным прибором появилась изящная фарфоровая статуэтка восточной танцовщицы и громоздкий телефонный аппарат, довольно дорогой на вид — чёрный, отделанный бронзой и слоновой костью. Телефонную линию в усадьбу провели в первый же день, как Путилин переехал. Благо, тянуть было недалеко — ближайший от нас почтамт находился на другой стороне улицы.
Сам статский советник встретил нас при полном параде — в таком же строгом чёрном кителе японского покроя, в котором я увидел его впервые, на груди поблёскивала золотыми секирами бляха Священной Дружины. Когда мы вошли, он как раз медленными отточенными движениями приводил в порядок свои бакенбарды с помощью небольшой костяной гребенки. Баки были густые, с уже начавшей пробиваться сединой, но даже они не могли полностью скрыть мелких красноватых шрамов на щеках, переходящих на шею. Из-за этих шрамов волосы растут неровно и приходится отращивать их настолько длинными — чтобы проплешины не так бросались в глаза.
Эта его забота о внешнем виде меня немного забавляла. Учитывая род его занятий, шрамов на нём — хоть отбавляй, и это неудивительно. Но именно эти, на лице, он почему-то старается скрыть.
Отвернувшись от зеркала, Путилин убрал гребень в карман и, будто прочитав мои мысли, произнёс:
— Эти отметины у меня с детства. Всё никак не могу извести, хотя и к целителям обращался.
— С детства? И как вы их заполучили? Неужто при воровстве соседских яблок?
Он усмехнулся.
— Яминокису. С японского переводится романтично — «поцелуй ночи», или «поцелуй тьмы». Невзрачная на вид плавучая морская водоросль, что-то вроде обычных саргассов, но мутировавшая под влиянием Ока Зимы. Получившая морозостойкость, но заодно и ещё одну очень неприятную особенность. Поверхность сырых яминокису очень ядовита, на коже остаются незаживающие ожоги. И, что самое поганое — они болят и воспаляются под воздействием света. Даже много лет спустя. Поэтому приходится их прикрывать.
— Я сразу понял, что вас много связывает с Дальним востоком, — кивнул я. — Наверное, это редкость. Я слышал, Япония — очень закрытая страна.
— Да. Мой отец как раз был в составе дипломатической делегации, в шестидесятых годах отправленной на восток — так сказать, для установления контактов. Я вообще из династии дипломатов. Дед больше тридцати лет работал послом в Поднебесной. Все три его сына пошли по его стопам. Двое старших до сих пор в посольстве. Мой отец был младшим, и выбрал другое направление…