Пожиратель
Шрифт:
— Мечтатель! — фыркнул Велесов. — Не бывать тому. Император сроду не признает нас, даже как пушечное мясо. А уж чтобы волки пошли в Дружину — к тем, кто не первый год охотится и истребляет таких, как мы…
— Но ведь вы же пошли? Вы же помогли нам одолеть ту ведьму?
— Это другое дело…
— Вовсе нет! Именно это я и предлагаю! Вместе с людьми бороться против настоящих чудовищ. Вместе, понимаете? Не пытайтесь показать, что это для вас не важно. Вы ведь наверняка и Стаю основали именно поэтому. Чтобы у таких, как вы, было некое подобие семьи. Общие цели, общие ценности, свои законы. Раз
— Тут ты прав. И добром это не кончится, как ни поверни. В то, что лично мы с тобой можем жить в мире и даже помогать друг другу, я верю. Но в том, что люди признают всю Стаю, даже если я снова заявлю о себе и начну собирать вокруг себя волков…
Велесов категорично покачал головой.
— Мнение людей меняется, — возразил Путилин. — Нефилимов поначалу вовсе не принимали, церковь предавала их анафеме. А теперь? Важно не то, что простые смертные думают. Важно, что решит император и остальные власть имущие.
— Может быть, — пожал плечами Велесов. — Но в этом-то и главная загвоздка. Дело-то ты хорошее задумал, и вижу, что искренне в него веришь. Но… ты ничего не решаешь. Никто из нас не решает.
Хлопнув ладонью по столу, он поднялся и направился к выходу. Путилин попытался было его остановить, но старик на оклики и ухом не повёл. Дверь за его спиной тяжело хлопнула, ставя жирную точку в споре.
Путилин, сокрушённо разведя руками, взглянул на меня.
— Что скажешь, Богдан? Может, тебе удастся его убедить?
Я задумчиво покачал головой.
— Не знаю, не знаю, Аркадий Францевич. Ну, до визита императора время ещё есть. И даже до намеченной встречи с Сумароковым ещё два дня. В целом-то идея красивая. Но я согласен с Демьяном — шансов, что император нас послушает, очень немного.
— И что же? Сдадимся, даже не попытавшись?
— Посмотрим. В конце концов, что ж мы шкуру неубитого медведя-то делим? Рассуждаем так, будто голова Сумарокова и правда у нас уже на блюдечке с голубой каёмочкой.
— Тут ты прав, конечно. И я очень беспокоюсь и за Демьяна, и за тебя, если уж ты решишь ему помогать. Кстати, уверен, что тебе стоит соваться в это дело без прикрытия? Может, всё же и мне пойти? Если получится, подтяну ещё несколько местных Охотников — из бывших, уволенных при Юдашеве. Я стараюсь потихоньку восстанавливать штат сотрудников…
— При всём уважении, Аркадий Францевич… — я тоже поднялся, давая понять, что разговор окончен. — Думаю, Демьян прав. Дружину в это дело впутывать не стоит. Мы разберёмся с Сумароковым сами, по-своему. А уж там посмотрим, как презентовать этот трофей императору.
Он явно хотел возразить, но что-то в моём взгляде заставило его замолчать. Нахмурившись, он проводил меня взглядом до самой двери и лишь коротко кивнул на прощание.
Предстоящая заваруха обещала быть самой серьёзной из всех, в которые я до этого попадал. Но странным образом это не пугало меня, и даже не тревожило. Наоборот, вызывало томительное предвкушение и азарт. Частично это в целом в моём характере, это я уже понял. Но вдобавок было и ещё кое-что — глубинное, вызревающее внутри естество, заставляющее даже на матёрых упырей смотреть не
Варвара сегодня правильно сказала, пусть и не совсем понимая реальное положение дел. Я действительно хищник. И бороться с этим, пожалуй, бессмысленно и даже вредно. Скорее наоборот, нужно признать свою природу и научиться жить в гармонии с ней.
Не так уж важно, кем я был раньше. Теперь я Пересмешник. Прирождённый убийца нефилимов.
И я голоден.
Глава 4
Ночью ударили заморозки и повалил снег, укрыв улицы плотным белым пологом толщиной не меньше ладони. Кроны деревьев снова стали пушистыми и почти не просматривались насквозь, но уже не от листвы, а от налипшего на каждую веточку инея и снега. Смотрелось это всё очень нарядно, особенно на контрасте со вчерашней серой хмарью и грязными улицами.
Снег и до этого выпадал, но понемногу, и быстро таял. Но в этот раз, кажется, мог продержаться до самого вечера — погода была хоть и ясная, но холодная, при дыхании изо рта вырывались заметные облачка пара.
До университета мы с Варей и Полиньяком отправились пешком — встали все рано, и времени было достаточно. Городские пацаны, несмотря на ранний час, уже высыпали на улицы целыми ватагами — строили крепости, лепили снеговиков и с упоением играли в снежки, да так, что и прохожим частенько доставалось. Мы по дороге раз пять попадали под обстрел, а однажды угодили в настоящую засаду. Тут пришлось задержаться и дать отпор задорно гогочущей банде.
Бой оказался скоротечным, но очень насыщенным. Используя численный перевес, мелкое хулиганьё поначалу чуть не погребло нас под снежным курганом — снаряды явно были заготовлены заранее в огромном количестве. Но когда запасы исчерпались, агрессоры получили отпор и были быстро деморализованы. Вскоре они были вынуждены ретироваться с поля боя с визгами и щедрыми порциями снега за шиворотом.
Варя, погнавшись за одним из шалопаев, оступилась на обледенелой мостовой и упала. Улица после ночных заморозков вообще была очень коварна — под слоем снега там и сям скрывались замерзшие лужи или перемешанная затвердевшая грязь, так что приходилось двигаться осторожно — не поскользнёшься, так споткнёшься. Жак тут же подбежал к девушке, помог подняться, потом принялся заботливо отряхивать её от снега и поправлять одежду. Варя была в порядке — плотное пальто смягчило падение. Оба хохотали и что-то друг другу говорили наперебой — растрёпанные, с раскрасневшимися на холоде щеками.
Помощь друг другу у них неожиданно для меня, но, похоже, вполне закономерно сменилась долгим поцелуем. Обнялись, не замечая никого вокруг и не в силах друг от друга оторваться. И, странное дело, даже неплохо смотрелись вместе. Полиньяк был ростом даже чуть повыше Варвары, а пальто несколько скрадывало его худобу и нескладность. Впрочем, наверное, дело даже не в этом, а в том, каким уверенным, отчаянным он становился в её присутствии.
Я поначалу хотел было их подождать, но потом отвернулся и не торопясь зашагал дальше, чтобы не мешать. Пусть догоняют. На ходу улыбался — задумчиво и чуть грустно.