Пожиратели гашиша
Шрифт:
– Тогда что мы стоим?
– Кипучая натура кента звала его к действию. Кстати, разгонялся этот фургон действительно тяжело. Врубаешься, сколько в нем может быть рыжья?
И мы принялись за дело.
И Яркое утреннее солнце, пробивающееся сквозь березовую листву, образовывало на капоте "Нивы" причудливый, постоянно меняющийся камуфляжный узор. Бесконечное движение пятен завораживало, затягивало... Я встряхнул головой и протяжно зевнул, сладострастно зажмурив красные воспаленные глаза. Я сидел на брезентовом раскладном стульчике и старался не заснуть, ожидая, когда наши женщины приготовят нам завтрак.
Рабочий день перевалил на вторые сутки. Вообще-то, я не любитель пахоты
Один большой рабочий день. Как говорил Петрович: "Мы не сеем, мы не пашем - мы ебашим и ебашим". Что-то типа этого мы и производили последние двадцать с лишним часов.
Немного придя в себя, мы со Славой принялись старательно и быстро заметать следы. Загрузили в "гольф" подстреленного араба, вернулись на поляну и стали тщательно уничтожать признаки произошедшего тут побоища. Пять трупов до потолка забили заднюю часть салона. На поляне осталась примятая, испачканная красным трава, битые стекла и, может быть, одна-две гильзы, которых мы не заметили.
Зато сами мы извозились по уши. Работали по предложению Славы нагишом, чтобы потом не смущать водителей попуток. "Уборка" оставила в душе впечатление, о котором хотелось поскорее забыть. Хотя к мертвякам я с детства безразличен, да и повидал их в своей жизни порядочно, все же, когда на голое тело попадает чужая кровь - ощущение не из приятных. А крови было много. К счастью, добивать никого не пришлось: раненый хашишин, когда понял, что за ним не вернутся, навалился грудью на кинжал...
Разгрузили покойников в глухом овраге, закидали землей, тщательно отмылись в реке и двинули к Московскому шоссе. Местные жители, слава Богу, нам не попались. Спрятав "гольф" в ложбине и прикрыв сверху ветками, мы вышли "голосовать" .
Два здоровых мужика остановить машину на трассе шансов имеют немного. Опыта автостопа у меня не было никакого, да и вид наш доверия не внушал. Населенных пунктов поблизости не было, и один тот факт, что "мы из лесу вышли", вероятно, отпугивал водителей. Наконец, часам к четырем соизволил тормознуться добрый самаритянин на раздолбанном "рафике", который и подвез нас до станции метро "Звездная", откуда мы спешно рванули в ближайший магазин, торгующий походным снаряжением. Мы успели до закрытия и приобрели палатку и два спальных мешка для моего друга, после чего разъехались по домам, чтобы встретиться в десять вечера на Гагарина.
Мы отправлялись в турпоход в лучших традициях доперестроечного "совка", по которому вполне могли ностальгировать. Этакие инженеры-романтики, дети застоя, взяли пару отгулов, чтобы пожарить шашлычок на природе, пожить день-другой "дикарем". Наличие женщин и вещей, конечно, сковывало нашу мобильность, но зато мы имели службу наблюдения и, главное, были накормлены и ухожены. Во всем есть свои плюсы.
Приехали сюда уже за полночь. Пока отыскали подходящее место для лагеря, поставили палатки и натянули тент, было уже три часа ночи. Не успел я сомкнуть глаза, как стало рассветать, и Слава, алчущий работы, объявил подъем. Разбудив нас, он отправился к реке и начал усиленно нырять, его бултыхание разносилось по всей округе. Маришка с Ксенией занялись завтраком, а я разложил брезентовый стульчик, родной брат которого остался в Узбекистане, и присел у машины, чтобы не закемарить. Вообще-то, я люблю поспать и эти три часа за полноценный отдых не считаю, но в данном
Женщин о бойне в известность, естественно, не поставили. Незачем им знать, как и откуда мы берем деньги, это уже наше личное дело. Впрочем, они не особенно и спрашивали: Маринка к моей специфике давно привыкла, а Ксения и вовсе любопытством не отличалась.
– Мужчи-ны, завтрак готов!
– раздался призыв со стороны "кухни".
Я протер глаза, еще раз зевнул и покорно поплелся на зов, прихватив любимый стульчик. Марина суетилась у костра, раскладывая пищу по тарелкам, а Ксения возилась под тентом, нарезая хлеб.
– Как приятно пахнет, - польстил я, плюхаясь на брезентовое сиденье.
Ветер тут же подул в мою сторону, затопив глаза едким дымом. Я зажмурился, смиренно пережидая эту напасть, пока ветер наконец не переменил свое мнение обо мне и не отправился искать жертву поактивнее. Ему, по-моему, нравятся люди, темпераментно размахивающие руками и ругающиеся на чем свет стоит. На них он дует куда дольше, нежели на тех, кто не реагирует. Это мое личное наблюдение, а у костров в своей жизни я сиживал не одну сотню раз.
Пришел Слава, бодрый и мокрый, присел на корточки и схватил свою тарелку.
– Ого, хаванина остыла, - сказал он, хотя от миски шел пар.
– Хлеб бери, - напомнила Ксения.
– И хлеб, а как же!
– пробормотал мой подельник, набив щеки. В присутствии своей подруги он почему-то старался изображать добропорядочного семьянина, стать которым подсознательно стремился.
– Как водичка?
– спросил я.
– Ништяк.
– Слава отставил пустую миску и поискал глазами. Ксения налила ему чаю.
– Пивка бы!
Я незаметно поморщился. Не люблю этот плебейский напиток. Недаром благородные римляне предпочитали вино, оставляя пиво варварам. Я меланхолично ковырял вилочкой картошку. По причине раннего утра есть не хотелось. Работать тоже.
А после кружки горячего чая окончательно разморило. Захотелось растянуться где-нибудь в тенечке и покемарить до полудня.
– Ну, готов?
– вывел меня из дремотного состояния пионерский клич компаньона.
– Всегда готов, - пробурчал я и поднялся. Ксения звенела тарелками под тентом, а Марина сметала с клеенки какие-то крошки.
Я надел резиновые сапоги, и, забрав из машины лопаты, мы пошкандыбали в сторону речки. Дошли до обрыва и встали, примериваясь, откуда лучше начать.
– Давай с передка копать, - предложил Слава, - на него, вроде, меньше земли упало.
– Ты так думаешь?
– с сомнением заметил я, потеревшись носом о руки, лежащие поверх черенка.
Свою лопату, как и свою двухместную палатку, спальные мешки и прочее снаряжение, я прихватил из дома. Лопата была знатная, немало кладов я ею выкопал: штык сточился от многолетней работы, а черенок, подогнанный под мой рост - аккурат до подбородка, - был отполирован моими собственными ладонями до глубокого матового блеска. Заслуженный инструмент, одним словом.