Пожиратели миров. 10 том
Шрифт:
Возможно, я убегал от всей этой боли. Пытался вернуться в ту стезю, где чувствовал себя как дома, которая помогала забыть вообще обо всём. Но как бы то ни было, я был готов сражаться и отстаивать то, что мне было дорого. Если они надеялись нас так сломить, то у них ничего не выйдет.
Мы ещё не закончили…
Глава 262
Рано или поздно к каждому приходит одно важное понимание — всё имеет конец: чья-то история, война какой бы бесконечной она не казалась… или жизнь человека, который,
И именно в этот момент ты понимаешь, что многого не успел ему сказать, не успел ради него сделать и банально провести с ним достаточно времени, чтобы показать, как много он занимал в твоей душе.
Я стоял в комнате, куда перенесли тела Катэрии и Марианетты, и осознавал это ещё куда более отчётливо.
Пришло время прощаться.
От Марианетты остались лишь частично обугленные останки. Руки отдельно, ноги отдельно, на теле ещё сохранилась одежда, а половина лица была лишь обуглена. Но даже в таком жутком состоянии она выглядела, как и всегда при жизни: доброй, отзывчивой и заботливой к своим людям и детям.
Марианетта была воплощением того, кем должен быть человек: добрым, милосердным, отзывчивым и готовым сражаться за свою семью, следуя ценности человеческой жизни. Она была первой, кто показал мне любовь во всех её проявлениях.
А теперь она ушла. Ушла на своих условиях, непокорённой и гордой, той, кто боролся до своего последнего вздоха, спасая ценой собственной жизни дорогих себе людей как и следует лучшим из нас.
Марианетта была лучшей из нас, и неизвестно, будут ли такие, как она ещё.
— Я горжусь, что мог служить рядом с вами, госпожа Марианетта Барбинери, — негромко произнёс я. — И благодарен, что вы показали, каково это быть семьёй, которой у меня никогда не было по-настоящему. Вы мне стали матерью, которую я однажды очень давно потерял. Спите спокойно в мире, где больше не будет войны. Я сделаю всё, чтобы ваше наследие жило дальше… мама…
Я наклонился и осторожно поцеловал её в щёку и лоб.
Постояла несколько секунд, после чего закрыл глаза и повернулся к Катэрии.
Я помню, как мы прощались. Как она сказала, что любит меня, а я просто ответил «взаимно». Тот последний раз, когда я видел её живой, уводящих наших детей и её прощальный взгляд, прежде чем она скрылась в поместье. А сейчас уверенная и умиротворённая, строгая и добрая к тем, кто был ей близок, она безмятежно спала.
Катэрия произвела на меня впечатление с того самого момента, как я её увидел в первый раз на той судьбоносном банкете, куда меня пригласили. И по итогу при всех своих недостатках, некоторой неуклюжести, наивности, определённой глупости и нелюбовью читать жёлтые предупреждающие надписи, она той единственной. Человеком, которого я полюбил, невзирая ни на что.
— Ты открыла для меня новый мир, — тихо пробормотал я, сев на край кровати, куда её положили. — Подарила возможность стать отцом, а я… я так облажался. Прости меня, что не смог быть рядом, когда ты так в этом нуждалась. Я никогда тебе этого не говорил, и жалею об этом, жалею, что мне не хватило смелости и уверенности это произнести, слишком слащаво и приторно это мне казалось, но… теперь уже поздно… некому…
Я судорожно выдохнул. Только потери человека начинаешь понимать, как много он для тебя значил в этой проклятой жизни. И уже неуместные, глупые и кажущиеся приторными вещи оказываются тем самым важным, что ты не ценил и не успел сказать.
— Я люблю тебя, Катэрия. Ты была лучшим, что произошло в моей жизни. Прости, что я так тебя подвёл и не уберёг… — прошептал я.
Осторожно пригладил её светло-коричневые волосы, которые слегка рыжели к кончикам, наклонился и поцеловал её в губы.
В последний раз.
— Прости меня…
И в этот момент я почувствовал лёгкое касание ветра щекой, словно касание пуха. Сначала с одной, а потом с другой, как если бы в комнату влетел лёгкий сквозняк. Обернулся, но никого рядом не было. Но тем не менее, я душой почувствовал, как мне будто говорят, что всё в порядке. И в душе словно становится чуть легче, чуть чище и светлее.
Я почувствовал вместе с болью надежду, надежду и уверенность, силу двигаться дальше, потому что мой путь ещё был не закончен.
Я встал и направился к выходу, остановившись у самых дверей, после чего обернулся к ним, чтобы в последний раз запечатлеть их лица в своей памяти.
— Этого больше никогда не повторится, клянусь вам своей жизнью, — произнёс я и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь и оставляя за ней двух самых дорогих мне людей.
Я вышел в коридор. У меня было десять минут для того, чтобы проститься с ними, так как похороны пройдут без меня.
Поместье пустовало, его разгромленные коридоры разбирали, и теперь они тоже впитали часть истории семьи Барбинери, как это было с прошлым поместьем. Трупы демонов и ублюдков, переметнувшихся к хаосу, вытаскивали и бросали в ямы, где сжигали вместе, как грязных животных. А людей осторожно выкладывали на заднем дворе, что похоронить со всеми почестями.
Это место продолжало жить несмотря ни на что, как продолжало жить человечество вопреки проискам хаоса.
На выходе меня встретила Алианетта с детьми. На неё было больно смотреть. Я потерял жену, она потеряла сестру — мы оба потеряли больше, чем могли описать словами. И тем не менее она держалась.
— Я сочувствую, — хрипло произнесла она.
— Я тоже, — ответил я негромко.
— Куда ты сейчас?
— Надо… надо кое-что сделать. Если не вмешаться, то весь остров, а потом и весь мир будет похож на то, что произошло здесь.
— А похороны? — тихо спросила Алианетта.
— Я… — и задохнулся на этих словах. Боль ещё была слишком свежа, чтобы я мог спокойно об этом говорить. Это была первая боль, которая действительно затронула меня настолько сильно. — Не смогу…
— Я понимаю, — кивнула она. — Уверена, что и Катэрия бы поняла тебя. Ты всегда был сам себе на уме, постоянно с кем-то боролся и теперь, я понимаю, почему. Ты хороший солдат, не забывающий о своём долге, и мы это знаем.