Пожиратели огня (худ. В Слаук)
Шрифт:
Оставалось только обдумать подробности проекта. Самый лучший способ исполнения придумал опять-таки Черный Орел.
Португальский консул не имел понятия о Джильпинге, поэтому трудная задача завлечь дипломата в гостиницу выпала на долю англичанина.
Басню придумали необыкновенно простую: будто бы друг Джильпинга, португалец родом, собирался вернуться на родину, составив себе в Австралии огромное состояние, но на пути заболел в Мельбурне и, чувствуя приближение смерти, пожелал написать завещание. С этой целью он-де и приглашает к себе своего консула, чтобы завещание вышло по всей форме
Остальное подразумевалось само собою: Виллиго с своими воинами, спрятавшись в соседней комнате, бросятся в решительную минуту на консула, свяжут его и затем ворвутся в консульский дом.
Тут Джильпинг вставил от себя замечание:
— Но ведь консул может взять с собой несколько человек провожатых! — сказал он.
— Тем лучше: меньше народа останется в консульстве! — возразил Виллиго.
— Но ведь тогда произойдет борьба…
— Не бойся, Воанго. Они и ахнуть не успеют, как мы их схватим и свяжем.
— Так для этого нужно, чтобы кто-нибудь лег на постель; иначе у них сейчас же явится подозрение.
— Правда твоя, Воанго. Хорошо, в постель лягу я. Как только он подойдет ко мне, я кинусь к нему на горло.
— Этого мало, Виллиго. Нужно, чтобы кто-нибудь сидел около больного, покуда я хожу, и встретил бы нас. Я знаю, что за народ европейские сыщики: чуть немножко что не так — сейчас же заметят.
— Воанго опытный муж, он настоящий муж совета! — заметил Виллиго.
Почтенный Джильпинг заботился об этих предосторожностях просто потому, что желал сберечь отца для своего многочисленного потомства, супруга для миссис Джильпинг и будущего баронета для Соединенного Королевства.
Он позвонил. Вошел коридорный.
В то время в Австралии коридорные при гостиницах были все народ отпетый, отчаянный.
— Хочешь заработать в два часа сто долларов? — спросил коридорного англичанин.
— А что для этого нужно сделать?
— Покуда я хожу, побыть здесь с этим вот господином, ничему не удивляться, что бы ни пришлось тебе увидать и услыхать, отворить дверь, когда я вернусь, и быстро исчезнуть вон.
— All right, sir (хорошо, сэр).
Джильпинг попал очень удачно: коридорный был человек небезгрешный и боялся властей, как, огня. С его стороны нельзя было опасаться доноса или даже простого разглашения.
— Вот тебе сто долларов.
Коридорный сунул деньги в карман, переменил во рту табачную жвачку и преважно развалился на диване.
— Так я ухожу! — сказал Джильпинг.
— Подожди, я сейчас впущу моих воинов! — возразил вождь.
Через несколько минут в комнату вошли пять нагарнуков. Они сбросили с себя плащи и остались в национальных военных костюмах. Коридорный, будучи весь поглощен сплевыванием табачного осадка изо рта в таз, стоявший от него в нескольких шагах, не обратил на вошедших никакого внимания.
Джильпинг обменялся с Виллиго крепким рукопожатием. Торжественность минуты сблизила на этот раз двух людей столь различных между
Проходя двором гостиницы, Джильпинг взял с собою рассыльного, которых держат при гостиницах специально для сопровождения путешественников и для исполнения их поручений. Через четверть часа он уже был на месте. Не без сердечного замирания взялся он за бронзовый дверной молоток и стукнул им в доску. Он чувствовал, как сердце у него в груди то замрет, то усиленно забьется. На первый стук не было ответа. Подождав немного, Джильпинг спохватился, что следует выказать нетерпение, иначе могут не поверить, что его послал умирающий. Он снова взялся за молоток и опять постучал, но на этот раз с гораздо большею настойчивостью.
В коридоре послышались торопливые шаги. Над дверью откинули слуховую форточку, в которой блеснул яркий свет, и чей-то резкий голос произнес обычный оклик:
— Кто тут?
— Джон Джильпинг, эсквайр, член Лондонского королевского общества по отделению геологии, минералогии и ботаники.
— Что же вам угодно?
— Я желаю видеть господина португальского консула.
— На что он может быть вам нужен в такой поздний час?
— Один из его соотечественников умирает в «Восточной гостинице» и желает сделать форменное завещание. Состояние у него огромное, несколько миллионов.
— Подождите, я ему доложу! — сказал голос на этот раз гораздо мягче.
Прошло минут пять, показавшихся Джильпингу целой вечностью. Шаги послышались снова, и дверь осторожно отворилась. На пороге явился молодой человек, лет двадцати восьми, вполне одетый, несмотря на позднюю пору, и, быстро оглядев англичанина и его провожатого, сказал:
— Входите, сударь; консул соглашается вас принять. Только он просит подождать, покуда он оденется.
Джильпинг хотел было отпустить рассыльного, но раздумал. Ему пришло в голову, что их обоих непременно подвергнут тщательному наблюдению, а непринужденные манеры рассыльного, который ничего не подозревал, должны были, разумеется, произвести успокаивающее впечатление.
Ждать пришлось недолго, и впечатление, вероятно, было благоприятное, потому что вскоре вошел барон де Функаль с любезной улыбкой на лице.
Джильпинг с первого же взгляда убедился, что барон еще и не думал ложиться спать.
— Это вы, сударь, зовете меня к умирающему соотечественнику, который хочет написать завещание?
Сыщик говорил медленно, пытливо вглядываясь в незнакомое ему лицо. Джильпинг отвечал:
— Я, господин консул, и если вы согласны, то я бы попросил вас поторопиться, так как минуты умирающего уже сочтены, а он непременно желает сам распределить свое состояние между наследниками.
— Желание вполне понятное. А как зовут вашего знакомого?
Вопрос был неожиданный. Джильпинг упустил из виду к нему приготовиться. Он чувствовал, что если он выкажет хотя бы минутное колебание, то все пропало. Сыщик, видимо, еще не имел подозрений, но достаточно было малейшего повода, чтобы они разом возникли.
Поэтому Джильпинг собрал все силы и отвечал не колеблясь, так сказать, на ура:
— Его зовут… Митуель-Нуньец-Юаким-Лунс-Педро-Карвахаль…
А сам в это время думал: