Пожиратели огня
Шрифт:
Так как «Калифорния» находилась уже под парами, то, чтобы не задерживать ее, обе стороны постановили порешить этот вопрос согласно общему правилу, принятому в больших пароходных компаниях, занимающихся перевозкою эмигрантов из Европы в Америку. В этом духе и был составлен протокол.
Таким образом, все было улажено к обоюдному удовольствию, и ничто не давало повода предполагать ту страшную развязку, какая разыгралась впоследствии на «Калифорнии».
Пароход вошел в море, и с этого момента мы не имеем никаких других сведений относительно разыгравшейся на нем драмы, кроме тех, какие изложены в отчете капитана Джонатана Спайерса, подтвержденном его штабом, то есть остальными высшими чинами парохода, и всеми 36 человеками его экипажа, единогласие которых весьма походит на добросовестно заученный урок. Для того чтобы убедиться в этом, стоит только прочесть со вниманием некоторые нижеследующие документы».
Дойдя до этого места в своем чтении, мистер Литльстон остановился, чтобы перевести дух и протереть стекла своих очков; кроме того, он ожидал в этом месте бурного протеста со стороны обвиняемых, но, к немалому его удивлению, адвокат противной стороны Жеробаам Нойстонг, вооружившись перочинным ножичком, мирно сооружал маленькую ветряную мельницу из своей спичечной коробки и ее содержимого.
Видя, что ждать вмешательства со стороны защиты не было основания, мистер Литльстон снова, прокашлявшись, продолжал чтение:
«Судя по отчету капитана Джонатана Спайерса, спустя восемь часов по выходе в море разразилась такая страшная буря, что его судну грозила неминуемая гибель, если не сбросить часть груза в море, и капитан „Калифорнии“ приказал выкинуть за борт 40 тонн риса, нагруженного для продовольствия эмигрантов. Но так как буря все более усиливалась, то капитан Спайерс в целях облегчения судна, не задумываясь, приказал выбросить за борт 400 человек китайцев из числа 750, принятых им в качестве пассажиров. Это бесчеловечное распоряжение, которое заставило бы содрогнуться дикарей, было выполнено без малейшего сопротивления или колебания штабом и командою парохода. Несчастных вызывали наверх по десяти человек и затем кольями гнали с палубы в ревущее море. Спустя несколько часов после этого страшного злодеяния море утихло, и пароход мог спокойно продолжать свой путь.
Но тут произошло нечто еще более возмутительное и бесчеловечное, чем предыдущее злодеяние. Большая часть провианта и съестных продуктов, предназначенных для продовольствия экипажа и всего наличного персонала судна, оказалась уничтожена, подмочена или унесена в море последнею бурей, так что при распределении съестных припасов выяснилось, что если даже перевести экипаж и высший персонал на половинные порции, то припасов едва могло хватить до Сандвичевых островов, ближайшего порта, к которому можно было пристать для возобновления припасов. И вот на совете, состоявшемся у капитана, было решено, ввиду сбережения провианта, избавиться от остальных китайцев; но чтобы последние ничего не заподозрили, судовой врач должен был подсыпать стрихнина в их обычную порцию риса, отчего все эти несчастные, спустя несколько минут, один за другим отошли в лучший мир…
Когда «Калифорния» прибыла в порт Сан-Франциско, на ее борту не было ни одного китайца. Но справедливость требует упомянуть, что все 6000 тюков шелка-сырца, предназначенного для торгового дома братьев Вилль-Фергюссон и К°, прибыли в целости и вполне благополучно, без малейшего повреждения. Мы не позволяем себе оценивать по заслугам эти возмутительные факты, эти акты невероятного бесчеловечия, представляя это господам судьям и их справедливому устремлению и беспричастному суждению.
Я же, Эзекиль Джое Свитмаус, адвокат г.Сан-Франциско, от имени уполномочившей меня куанг-тонской переселенческой компании «Виу-Локо-Цзинь», обвиняю капитана «Калифорнии» Джонатана Спайерса, лейтенанта Самуэля Дэвиса и врача Джона Прескотта в том, что они, вопреки всем законам божеским и человеческим, вопреки всем правам и обычаям цивилизованных народов, вместо того чтобы, ввиду необходимости уменьшить груз судна, выбросить за борт часть товара, а именно тюки шелка-сырца, принадлежащего торговой фирме братьев Фергюссон, выбросили за борт 40 тонн риса, являвшегося не грузом, а пищевыми запасами пассажиров, и затем те же вышеупомянутые Джонатан Спайерс, лейтенант Самуэль Дэвис и врач Джон Прескотт учинили немыслимое насилие над неповинными пассажирами и уличены в убийстве тем или иным способом 750 человек китайцев, с применением яда, преступлениях, предусмотренных в статье 71 уложения о наказаниях в своде законов штата Калифорния.
Одновременно предъявляю, от имени переселенческой компании «Виу-Локо-Цзинь», денежный иск в 9000 долларов, стоимость уплаченного капитану «Калифорнии» проезда эмигрантов, и еще 500 долларов, стоимость 40 тонн риса, выброшенного по его приказанию в море; еще требую уплаты 100000 долларов пени за протори и убытки.
Подписано: Эзекиль Джое Свитмаус, адвокат».
Достопочтенный Джон Хабакук Литльстон закончил свое чтение среди гробового молчания. Его милость судья Барнетт успел очинить целую груду карандашей; судья, изготовлявший маленькие жестяные гвоздички, продолжал работать своим ручным инструментом с регулярностью автомата, а знаменитый защитник, окончив сооружение своей маленькой ветряной мельницы, теперь принялся дуть на нее, чтобы привести в движение и тем позабавить своих клиентов. Казалось, что и обвинители и защитники — люди, совершенно неприкосновенные к делу. Сам Свитмаус, раздраженный этим упорным молчанием, не мог дать себе надлежащего отчета в поведении своего собрата; это делало его нервным и тревожным.
Наконец председатель изрек спасительные слова, нарушившие томительное молчание:
— Мистер Свитмаус, имеете вы еще что-нибудь прибавить к этому мемуару?
— Абсолютно ничего, судья Барнетт. Самые факты столь просты, что я считаю излишним пояснения и ограничусь только просьбой к присяжным соблаговолить заняться разбором этого дела и, с вашего разрешения, произнести свой справедливый приговор!
Наконец и судья Барнетт, и присяжные судьи стали удивляться угрюмому молчанию защитника, так что даже прекратили свои занятия.
— Мистер Нойстонг, не находите ли вы нужным сделать какое-нибудь возражение или замечание прежде, чем присяжные удалятся для совещания? — спросил председатель.
— Я уже имел честь заявить суду, — отвечал адвокат, — что решительно ничего не понимаю из этого маленького трагического романа, возникшего в воображении моего высокочтимого коллеги; и если он разрешит мне обратиться к нему с несколькими незначительными вопросами, то поймет, с какой непростительной необдуманностью он позволил себе обеспокоить стольких порядочных людей, начиная с вас, судья Барнетт, и оторвать их от их полезных занятий!
— Я готов вам отвечать! — воскликнул Свитмаус вызывающим тоном.
— Что вы так смотрите на меня, мистер Свитмаус, точно я один из убитых вашим воображением китайцев?!
— Как, вы осмеливаетесь утверждать…
— Я ничего не утверждаю, мистер Свитмаус. Вы являетесь обвинителем, вы должны и доказать, что ваше обвинение не голословно, представить суду доказательства либо в лице свидетелей, либо в виде подлинных документов, а мемуар ваш, смею сказать, не что иное, как вымысел, не имеющий никакого юридического значения!
— Но эти факты известны всем; все газеты опубликовали отчет капитана Джонатана Спайерса своим арматорам, и всеобщее негодование населения Калифорнии было столь велико, что вашего клиента иначе и не называют, как Красный Капитан, или, иначе, Кровавый Капитан.
— А у вас имеется этот самый отчет за собственноручной подписью моего клиента и признанный им?
— Нет! Но тождественность этого отчета не подлежит никакому сомнению и не может быть отрицаема.
— В самом деле? А с каких же это пор газетная статья стала считаться неопровержимым документом, на который можно ссылаться в суде?