Пожизненно. Цитадель в огне
Шрифт:
— Да пошли вы… — стражник плюнул, ловко угодив в щит алебардщика.
— Вот лысый недоумок! — заорал главарь пиратов. — Хочешь, чтобы шкуру с живого содрали? Мы люди короля Эшенбы, — бородач потряс желтой повязкой, — от нас даже стурвормы враз дрыщут. Подстрелите его. На доме за мотню повесим.
Долговязый пират вскинул арбалет, но Эле выстрелила из лука раньше. Пират запрокинулся со стрелою в груди, арбалет в его руках щелкнул, засадив «болт» в ляжку ни в чем не повинного ослика. Животное завопило, кособоко рванулось по улице, сбитые с ног пленницы поволочились следом. С крыш в пиратов посыпались стрелы и камни. Камень, брошенный Мином, сшиб с ног главаря. Полукровка,
— Аша, осел нужен! Весь город соберет, — зарычала Эле, кидаясь к краю крыши. Даша кинулась следом, но женщин опередил полукровка. Слетел с крыши, подпрыгивая, кинулся по улице. Раненый осел, шатаясь и оглушительно ревя от боли, упорно волок пленниц по пыли. Бедняжки вопили не хуже несчастного животного. Мин ухватился за веревку, останавливая ослика. Тот замотал головой, полукровка и сам чуть не свалился в пыль. Тут странный караван догнала Эле. Ткнула осла кулаком в морду, выхватила из ножен меч…
— Не нужно, Эле! — закричала Даша, пытаясь перекричать истошный рев перепутанного животного.
Эле что-то сказала, Даша, ничего не слыша, обхватила шею ослика руками. От длинноухого пахло пылью, навозом и страхом. Мыслей у него, в обычном понимании этого слова, не было. Только испуг и обида. Еще неопределенная тоска по хозяину, оставшемуся лежать в дворике своего дома.
Ослик замолчал. Шея его сильно вздрагивала, и длинноухий пытался попросить маленькую девушку убрать боль. Эле довольно дико смотрела на Дашу. Девушка показала подбородком на визжащих и рыдающих пленниц:
— Да уйми ты их!
Хозяйка двумя оплеухами заставила девиц прийти в себя. Бормоча ругательства, обрезала веревку.
От тишины Даша слегка оглохла. У баррикады возбужденно и неразборчиво ругались мужчины. Ослик косил налитым кровью глазом.
— Что он говорит? — поинтересовался полукровка.
— Ничего. Разве не видишь? Ему больно, и он клянет всех двуногих, — Даша посмотрела на стрелу, торчащую из серой ляжки. — Мин, помоги…
Полукровка понятливо ухватился за короткий черенок «болта». Даша тоже вцепилась изо всех сил в окровавленное древко. Осел зажмурился, предчувствуя боль.
— Раз, два… — отсчитала Даша.
Стрела с натугой, но поддалась. Осел задергался, всхрапнул. Кровь полилась ручьем.
— В кость попала, — довольным тоном сообщил Мин, осматривая стрелу. — Крепкие эти ослы. Нам бы кость вдребезги разнесло.
— Аша, убери осла, — пробормотала Эле. — Нельзя торчать на виду.
Даша повела ослика к ближайшей калитке. Бедняга сильно
Даша поспешно выскочила из калитки. Мин горстями пыли засыпал лужицу крови.
— Бегом прячьтесь, — зашипела Эле. — Ашка, если ты будешь в старости заботиться обо мне хуже, чем об этом длинноухом, боги тебе такого не простят.
— Скажешь тоже, — обиделась Даша.
Они побежали к баррикаде. Эле подталкивала всхлипывающих бывших пленниц.
На перекрестке пришлось задержаться. Тела пиратов уже убрали, но следов боя оставалось предостаточно. Даша принялась помогать засыпать кровавые лужи.
— Дашечка, возьми, — Костяк держал кожаный, усыпанный заклепками шлем и кольчужную безрукавку.
— Спасибо, но ты себе оставь, — Даша улыбнулась. — Мне в рукопашную нельзя — меня сшибут и даже не заметят. Ты мне лучше щит дай. Мы за ним спрячемся.
Эле всех загнала за баррикаду. Перекресток принял прежний вид. Как будто ничего и не произошло. Даша отряхивала руки. Помыть бы. Рядом возник Костяк. На этот раз с треугольным щитом в руках.
— Держи. Только осторожно. Лишний раз не высовывайся. И шлем возьми.
— Он мне на глаза налезет.
— Не налезет, — категорично возразил лохматый. — Это с того алебардщика. У него башка маленькая была.
— Хорошо, — вздохнула Даша и принялась косынкой вытирать кровь с подкладки шлема. — Костя, а ты доктора вооружил? А то он с этим топором на лесоруба похож.
— Кажется, доктор сразу раненого увел, — неловко пробормотал лохматый.
— Ты ему тесак передай, — Даша поспешно сдернула с пояса ножны. — Мне он только мешает. Сечь капусту, наверное, нескоро придется. А если что, у меня два ножа есть. И дубинки. Нужно было их из дома взять. С ними удобно.
— Не с ворами деремся, — вздохнул Костяк. — Толку от дубинок будет мало.
— По местам, говорю! — зарычала с крыши Эле.
Даша чмокнула лохматого в щеку и полезла на боевой пост.
Щит оказался жутко тяжелым. Окованная кромка так и норовила стукнуть по колену. Даша подумала, что зря попросила такую громоздкую штуку. Тот пират, что защищался у забора, наверняка был в два раза сильнее, да и работал со щитом не первый год.
Эле молча отобрала щит, показала, как держать. Подергала крепление, демонстрируя, что оно куда шире, чем нужно тонкокостной девчонке. Даша принялась возиться со щитом. Эле и Утбурд наблюдали. Полукровка снова перебирал камни. Думал о реке, где по берегам так много идеальных снарядов. Внизу, во дворе, оживленно переговаривались ополченцы. Даша не обольщалась, стоило взглянуть на мрачное лицо Эле, и становилось понятно, что легкая победа была случайностью.
Время шло. С крыши было видно, как поднялись в небо новые столбы дыма — на этот раз горели дома в богатой Центральной части. Иногда слабый ветер приносил вместе с удушливыми клубами дыма неразборчивые крики людей. Даша старалась не вслушиваться, возилась с неповоротливым щитом, поглядывала на лохматого. Костяк, тихо беседующий с соратниками по баррикаде, тоже посматривал на крышу. Это успокаивало — Даша почувствовала даже неуместную гордость. Костя настоящий мужчина. Не только воровать умеет, но и дерется храбро и, главное, любить способен. Почти как в книжках и кино. Между прочим, в досмертном мире любая девчонка позавидовала бы.