Пожнешь бурю
Шрифт:
– Добрый вечер, милорд… прошу прощения, я хотел сказать, доброе утро. – Несмотря на серьезность ситуации, Фрэнсис не забыл о хороших манерах. – Желаете что-нибудь съесть или выпить?
– Бренди, Фрэнсис, да побыстрее, – приказал маркиз, направляясь к себе в кабинет. – Через несколько минут я еду в Равенслей.
– Прекрасно, милорд.
Голова Фрэнсиса пухла от невысказанных вопросов. Он хорошо знал, что ему и за сотню лет не придумать логичного объяснения вчерашнего явления лорда Монтегю, примчавшегося в самом жутком на памяти Фрэнсиса настроении. Засим последовали внезапный отъезд,
Водрузив на лакированный поднос бутылку вина вместе с хрустальным бокалом, мажордом проворно засеменил к кабинету, где нашел лорда Монтегю, озабоченно заряжающего свои дуэльные пистолеты. При виде оружия у Фрэнсиса упало сердце, он нервно сглотнул и дрожащими руками поставил поднос на стол.
– Нервничаете, Фрэнсис, – недружелюбно заметил маркиз.
Мажордом попытался овладеть собой, но еще сильнее затрясся, наткнувшись на пугающий своим блеском взгляд серых глаз.
– Пистолеты тревожат меня, милорд, – признался он, ретируясь на безопасное расстояние.
Маркиз улыбнулся, но улыбка вышла неубедительной, так как на хмуром лице не было даже признаков теплоты.
– Естественно. Вы и раньше всегда возражали против моих дуэлей.
Набравшись храбрости, Фрэнсис заметил, что измученный и полупьяный дуэлянт вполне может проиграть поединок. На щеке маркиза задергался мускул, и старик сообразил, что выступил не совсем удачно.
– Клянусь, Фрэнсис, этот поединок я не проиграю.
Мажордом почувствовал озноб.
– Может, разумнее сперва отдохнуть, ваша светлость? Остались бы до утра…
Длинные пальцы сомкнулись на резной рукояти пистолета.
– Нет, Фрэнсис. Тогда уже будет поздно. Я дурак, что приехал сюда, проклятый, дерьмовый дурак, и гордыня может мне дорого стоить. Я должен вернуться! – Иен поднялся на ноги, нависая над маленьким старичком, и глаза его вновь потемнели от злобы. – Пусть приторочат ящик с пистолетами к седлу. Я скоро спущусь, и скажите Нику, если конь не будет готов, я его пристрелю.
Разъяснений Фрэнсису не потребовалось, он выскочил за дверь с такой скоростью, какую не показывал уже много лет. Иен осушил второй бокал бренди и мрачно усмехнулся. Пистолеты тщательно вычищены, смазаны и заряжены, ибо он уверен, что они понадобятся ему сразу по возвращении в Равенслей. Дурак, безумец, проклятый болван, яростно проклинал он себя. Как можно было оставлять Мереуин в таком состоянии? Как можно было вообразить, что он найдет утешение у такой женщины, как Элизабет Камерфорд? Нет, ему следовало остаться, бороться за жену, засунув подальше свою глупую гордость. Господи, остается надеяться, что еще не поздно!
Погруженный в раздумья, Иен не сразу обратил внимание на громкий стук в парадную дверь. Кого это, черт побери, принесло среди ночи?
– Во имя Господа милосердного, чего нужно? – промычал он, пнув тяжелую дверь с такой силой, что едва не сорвал ее с петель.
Некоторое время Иен ошеломленно смотрел на закутанного в плащ человека, суровое лицо которого выражало одновременно и озабоченность, и облегчение, потом распахнул дверь и буркнул:
– Входите.
– Благодарю вас.
Александр Макэйлис прошел мимо маркиза, снял треуголку и пристально посмотрел ему в глаза:
– Где Мереуин?
Глава 12
Темные коридоры и пустые комнаты спящего Равенслея никогда прежде не пугали Марти Симпсон. За долгие прожитые здесь годы она провела много ночей, бродя по молчаливым покоям, освещая себе дорогу одной мерцающей свечкой. Марта была из тех женщин, кому не требуется много часов сна, чтобы отдохнуть, она всегда укладывалась последней и поднималась первой, а во времена бурной юности молодого графа у нее находилось немало причин для беспокойства о своем вспыльчивом подопечном.
Однако сегодня Марти то и дело нервно оглядывалась, торопясь из своей комнаты к апартаментам новобрачных в другом крыле здания. Странные голоса и незнакомые звуки давно уже тревожили ее сон, и она набралась, наконец, храбрости заглянуть к маркизе, убедиться, что с той все в порядке. На всякий случай старушка разбудила Коллинза, самого сильного из слуг, который в данный момент осматривал нижние комнаты на предмет обнаружения следов вторжения.
К своему удивлению, Марти увидела свет, пробивающийся из-под двери спальни леди Монтегю, а подойдя ближе, услышала звуки, очень похожие на сдавленные рыдания. Поколебавшись минутку, она постучала.
По ту сторону двери немедленно наступила тишина, а потом донесся робкий шепот:
– Кто там?
– Марти, ваша милость. Можно войти?
Щелкнула задвижка, и в дверном проеме возникло личико Мереуин. Вид госпожи ошеломил Марти, ибо та была полностью одета и причесана, причем амазонка и маленькая шляпка с вуалью свидетельствовали о том, что маркиза собралась на верховую прогулку. Но больше всего потрясло Марти лицо Мереуин – мокрые от слез щеки, припухшие, покрасневшие глаза, смотревшие на нее с невыразимым страданием.
– В чем дело, Марти?
Старушка, не ожидавшая такого вопроса, в растерянности зашептала:
– Я… слышала шум, в ваша милость, и забеспокоилась…
– Здесь был лорд Монтегю. Это его вы, конечно, и слышали, – проинформировала ее Мереуин все тем же ровным тоном и скрылась в глубине комнаты.
Марти мигом шмыгнула следом и увидела, как Мереуин запихивает свои вещи в раздувшийся баул.
– Его светлость здесь? – недоверчиво переспросила она.
– Снова уехал, – коротко бросила Мереуин, сражаясь с замками. – Он пробыл здесь ровно столько, сколько потребовалось, чтобы уведомить меня, что он женился ради денег и ничего больше ему от меня не требуется. – Мягкие губы болезненно скривились, но голос звучал так же спокойно и невыразительно. – Он уехал в Лондон к леди Камерфорд. А я еду домой.
Марти Симпсон за долгие годы службы у Вильерсов испытала несчетное количество потрясений, но сейчас она никак не могла взять в толк, что же произошло между лордом Монтегю и его на удивление самостоятельной женой. Поэтому она молча стояла, сжимая в дрожащей руке свечу, с которой на ковер падали капли горячего воска.
Мереуин стащила с кровати баул и подняла на Марти взгляд широко открытых темно-синих глаз. Старая женщина смотрела на нее с немым вопросом, и Мереуин послала ей бледную улыбку: