Познание России. Заветные мысли (сборник)

Менделеев Дмитрий Иванович

Перепись наша, как известно, не содержит данных для Финляндии³, но так как край этот, что давно показала история, самостоятельно существовать не в силах уже по малости (2,6 млн) числа жителей, подобно какой-либо русской губернии, например Тамбовской (2,6 млн) или Самарской (2,7 млн), и так как Финляндия во всех отношениях тесно связана с Россией, то включена мною в общий свод русских данных, причем численные о ней сведения выведены на основании данных, помещенных в «Статистическом ежегоднике Финляндии за 1905 г.» (Гельсингфорс, ред. Авг. Ельт). К сожалению, большинство содержащихся там данных относится к иным годам, чем 1897 г., в который произведена общая русская перепись, что принуждает предположительно перечислять их для приведения к одному общему сроку. Затем, для Финского края недостает некоторых данных в такой подробности, какая возможна для всех других губерний и краев России, и особенно не хватает подробностей, касающихся отдельных губерний. Поэтому в прилагаемых далее табл. 1, 2, 3 для Финляндии нет подлинных сведений по отдельным губерниям, и даются числа только для всего Финского края; но и в них некоторые цифры отчасти сомнительны, потому что не прямо взяты из переписей, а разочтены с теми или иными допущениями. Это, однако, не может почти нисколько влиять на общие выводы именно по той причине, что все население Финского края составляет менее чем одну сорок девятую часть общего населения империи, следовательно, погрешность, возможная в такой малой доле, не может влиять на общие результаты в заметной мере.

Так

как всякие измерения, а тем паче статистические, сопряжены с неизбежными своими погрешностями, то во всех приводимых далее таблицах я счел возможным приводить лишь счет тысяч людей, редко сотен, зная, что и этого совершенно достаточно для статистических сличений и сопоставлений, для которых назначаются сводные таблицы, касающиеся страны столь многолюдной, как наша.

Данные первой русской переписи относятся к 28 января 1897 г., т. е. они уже теперь устарели на 9 лет и отчасти уже требуют в применении к современности своего рода поправок или дополнений. Такие поправки особенно необходимы в общем количестве жителей, но во многих других числах изменения мало влияли на отношения, которые необходимо знать, потому что за истекшие 9 лет еще не успело произойти существенных перемен, в ожидании которых и надо разбираться в существующем численном материале. Прибыль с 1897 г. населения в отдельных губерниях и областях, конечно, не вполне одинакова, но определить существующую здесь степень различия нет никакой возможности с какой-либо степенью точности, и разность эта великой быть не может. Для всей же России, взятой как целое, на основании данных, собираемых Центральным статистическим комитетом Министерства внутренних дел⁴ о числе рождающихся и умирающих, должно принять прирост никак не менее 15 чел. в год на 1000 жителей. Это допущение дает следующее вероятное количество всего населения России по годам:

Если же принять естественный прирост равным 18 чел. на тысячу в год (как дает указанный источник для 50 европейских губерний для 1897 г.), то в начале 1906 г. число жителей России должно считать близким к 150,1 млн (вместо 146,6 млн).

Осторожнее, однако, принять предположение⁵ о годовом приросте в 1,5 %.

Подобным же образом легко расчесть количество жителей в отдельных частях России, если принять естественный прирост (т. е. разность между числом рождающихся и умирающих) везде одинаковым и равным 1,5 %, но несомненно, что густо населенные губернии выделяют часть населения для переселения в редко населенные губернии и края, а за последнее время отчасти и за границу, в особенности в С.-А. С. Штаты и Аргентину. Однако разность, от этого происходящая, не должна быть большой в сравнении с общим числом жителей. Убыль, происходящую от войны и событий, за нею последовавших, также нельзя считать сколько-нибудь влияющей на общее число жителей, хотя она, конечно, для разных местностей не одинакова. Ведь надо же помнить, что в России ежегодно прибывает не менее 2 млн жителей, т. е. в каждую минуту дня и ночи общее число рождающихся в России превышает число умирающих на 4 чел. При этом цифры, подобные убыли в боях и т. п., — численно — приравниваются с величинами погрешностей, возможных из года в год и для разных местностей.

Если от общего числа жителей, относящегося к современным годам и представляющего важнейшую исходную величину, перейдем к числам, выражающим распределение жителей по возрастам, занятиям, языку и т. п., то, конечно, здесь уже, несомненно, происходят с годами изменения, вовсе не выражающиеся указанной величиной прироста. Так, например, число городских жителей прибывает, несомненно, быстрее общего прироста жителей. То же должно сказать о лицах, занимающихся видами промышленности, считая в том числе и пути сообщения. Из данных других стран, даже из сведений нескольких переписей Финляндии, очевидно, что прибыль в числе городских жителей, равно как лиц, занимающихся видами промышленности, повсюду гораздо более общей прибыли населения. Это естественное и всемирное явление определяется прежде всего тем, что для добычи первичных условий жизни, т. е. хлеба и других жизненных продуктов, с течением времени и с введением разного рода улучшений требуется относительно меньший и меньший процент жителей.

Вот в этих-то отношениях чрезвычайно важно дождаться новой русской переписи, которая должна ясно указать степень напряженности у нас явлений подобного рода. Оценивать на глаз или по примерам других стран или некоторых городов, в которых точная перепись повторялась, нет никакого основания. Замечу, однако, что приводимые далее цифры относительно количества лиц, занятых земледельческой деятельностью и разными видами промышленности (табл. 3, столбцы 40, 43–45), показывают, что широко распространенное мнение о великом преобладании у нас первичных видов промышленности, т. е. земледелия, скотоводства (кочевого быта), лесоводства и т. п., во многих отношениях преувеличено, и уже в этом смысле перепись 1897 г. доставляет трезвые данные, заставляющие с нетерпением ждать новой переписи, для того чтобы судить о степени быстроты течения указанной общей и неизбежно необходимой мировой эволюции в нашем отечестве. Земледельческую деятельность и деревню, очевидно, оставляют не потому, что промышленная или городская нравится или представляет какие-либо особые соблазны всякого вида свобод, а потому только, что первая лишь начальная, однообразная и ограниченная и должна в своем значении постепенно убывать⁶, тогда как вторая отвечает росту беспредельному; первая чисто внешняя, почти животная, вторая же более приближается к духовной; очевиднее же всего потому, что первая повсюду менее, чем вторая, выгодна, так как хлеба нужно людям лишь определенное количество, пропорциональное числу жителей, другие же виды промышленности, доставляющие удовлетворение разнородным видам народившихся потребностей, привлекают людей, как и города, совокупностью выступающих со временем условий и необходимостью при возрастающем общем росте удовлетворять спросу на предметы, которые всегда подразумевались, когда говорилось о том, что «не о хлебе едином жив человек». Но так как без хлеба все-таки нельзя обойтись и он составляет неизбежную потребность, доставляемую доныне исключительно солнцем, соединенным с землей, то вслед за столбцами, дающими общее число жителей и их распределение по полу и возрасту, приводятся данные (столбец 13) о количестве земли в данной губернии, крае, земле или области.

Столбец 13 показывает именно это общее количество земли или, точнее, суши, относимой к данному подразделению страны. Крупные массы вод, например большие озера, выкинуты из счета земли, хотя несомненно, что воды доставляют часть питательных веществ в виде рыбы, и в будущем, вследствие развития искусственного разведения рыб, устриц и всякой другой водяной живности (растений и животных), придет же время, когда значение вод не только внутренних, но и соседних морей приобретет свое место, и надо полагать, что до этого уже доживут наши дети. Общее количество земли само по себе имеет ограниченное значение для чисто земледельческой деятельности, если из «всей земли» не вычтены земли, которые не могут быть прямо превращены личными усилиями земледельцев в луга и пашни. Сюда относятся особенно северные наши земли, совершенно не способные к хлебной культуре, каковы тундры и вообще прибрежье Ледовитого океана; там и солнца мало. Их много у нас⁷, и их пропорцию можно было бы счесть, потому-то граница лесов и возделываемых хлебов довольно хорошо известна, но все же такой расчет был бы не лишен большого произвола, а потому мною здесь вовсе не делается. Это потому особенно, что сверх тундр, солончаков, болот и тому подобных мест, прямо неспособных к культуре, необходимо в России отчислить большое количество земли под леса, сохранение которых, узаконенное императором Александром III, составляет неизбежное условие сколько-либо правильного течения русской жизни, так как несомненно, что азиаты, истребив леса, многие места Азии превратили в пустыни, да и Сицилия, когда-то бывшая житницей Италии, производит очень мало хлебов едва ли не по той же причине. Только отчисляя затем неизбежное количество земли для городов, дорог, водяных сообщений и т. п., можно было бы составить понятие о количестве земли, способной к земледелию.

Такие данные желательно иметь при составлении будущей переписи или при новом генеральном межевании. При этом должно выясниться, какая часть ныне пустующей земли может быть прямо или косвенно отвоевана для земледелия (для пашен и лугов). Начало осушения Пинских болот составляет пример такого завоевания. Если бы введено было орошение, во многих жарких частях России, даже на южном берегу Волги, можно бы отвоевать от пустынь целые области. В свое время фараоны не только строили пирамиды, но и заботились об орошении. При развитии сознательности в России вопросы этого рода должны встать на очередь, потому что земля навсегда останется первой основой народности и государственности⁹.

Теперь же пока должно ограничиться общим количеством земли для суждения о том, как она отвечает народным нуждам.

Полагают нередко, что тут все дело в распределении земель между разными классами владельцев. Конечно, часть дела заключается в этом, но освобождение крестьян с землею, почти беспримерное для других стран, а у нас осуществленное Александром Освободителем, показывает, что в России вопросы этого рода понимаются издавна в надлежащем виде. Суть дела не в этом, а преимущественно в том, что и помимо всякого «распределения» в некоторых частях России земли уже очень мало, т. е. густота населения уже велика. А пример не только древних частей Азии, но и Западной Европы, климат которой более нашего благоприятен земледелию, показывает, что потребность выселения и других коренных перемен становится в стране настоятельной, когда на жителя приходится всей земли мало, а именно в Европе менее 4 десятин, считая при этом всех, от мала до велика, от городов до последних поселков и всю землю. У нас же вся главная масса коренной России уже имеет тесноту большую, чем указанная. В этом-то отношении я считаю наиболее удобным и ясным выражать густоту населения (столбец 14) числом десятин, приходящихся в среднем на одного жителя. В таблице видно, что из 19 краев и земель, на которые разделена далее вся Россия, в целой половине, на которой живет более двух третей русского населения, приходится на жителя в среднем уже менее 4 десятин на душу (столбец 14). Так, в Среднерусской земле, содержащей губернии: Рязанскую, Орловскую, Тамбовскую, Пензенскую, Воронежскую и Курскую, на душу приходится в среднем менее 2¹/₄ десятины. Напомню, что это касается всей земли, т. е. годной и негодной, солончаков и всякой другой, пока не способной к культуре земли. А в Польском крае, занимающем 112 тыс. кв. верст и имеющем 9,4 млн жителей, приходится всего на душу менее 1 ¹/₄ десятины. В Малороссийском крае, имеющем размер 283 тыс. кв. верст и население в 17,1 млн, приходится менее 1³/₄ десятины всей земли на душу.

Ввиду того важнейшего значения, которое имеет густота населенности 10 для всего народного быта, даже для всей истории отдельных народов и всего человечества, она принята в большое внимание как при разделении всей империи на отдельные края, так и при расположении краев в таблицах (см. таблицу на с. 50).

Достаточно взглянуть на приведенные числа и на данные табл. 1, чтобы видеть, что огромное большинство жителей России находится в таком же положении, в каком три или четыре столетия тому назад находилось большинство жителей стран Западной Европы. Это положение вызвало там свои исторические события (религиозные войны, бунты, революции, Наполеона и т. п.) и такой напор к переселению, что Америка и берега Африки стали живо наполняться европейскими выходцами. Часть совершающихся у нас ныне событий, без сомнения, должно приписать такому же положению, в которое мы поставлены в настоящее время. Его, это положение, нередко не видят, считая Россию вообще малоземельной, но, забывая о наших обширных тундрах, песчаных степях и полупустынных местностях Сибири, которую напрасно долго держали в состоянии ссыльного места. У нас есть края, например Восточно-Сибирский, где на душу приходится 386 десятин, а в Якутской области — даже 1339 десятин на душу. Но в краях этих не так уж много земли, способной к земледелию, как показывает количество всей земли. Ведь надо же не забывать, что в Якутской-то области признали полюс холода и там земля летом до дна не оттаивает, а хлеб родится только в немногих ее частях. Переселяться в места, редко населенные, подобные Западной Сибири, где на жителя все еще приходится до 110 десятин земли, или в Киргизские степи, где на жителя приходится 60 десятин, нелегко, когда не накоплено развитием промышленности достатка и когда совершенно для всех уже стало ясным, что «не о хлебе едином жив человек».

Как во всем, так и относительно густоты населения у нас скачок явный между губерниями, краями и землями, густо населенными, означенными выше буквой А, и редконаселенными (Б): скачок сразу от 4 десятин к 63. Из редконаселенных краев Северно-Русский край, Западная и Восточная Сибирь примыкают к Ледовитому океану, и преимущественно по этой причине в них очень много земли приходится на душу. В промежутке стоят степные наши края, подобные Закаспийскому или Южно-Сибирскому (Киргизскому) краям, но здесь опять много земли, требующей особых мер для того, чтобы сделаться культурною, а именно орошения, разведения лесов и т. п. Финский край, или, иначе, Финляндия, имеет на душу 12,5 десятины, но только потому, что Улеаборгская губ., занимая 147 тыс. кв. верст, имеет всего 260 тыс. жителей, т. е. на жителя приходится около 86 десятин. Но ведь это тундры, где и лапландцам приходится с трудом снискивать себе пропитание охотой да рыбными промыслами. А так как на переселение нужны большие народные средства, а для коренных земельных улучшений, вроде орошения или разведения лесов в пустынных местах, требуются еще большие средства, то очевидно с первого взгляда, что переселение, а тем паче переделы земли между владельцами, не составляет основной или коренной меры, всего более потребной России для того, чтобы она встала твердой ногой на путь правильного развития и, главное, роста своего достатка. По мне, путь для этого один, и совершенно ясный из всего того, что мы видим в Западной Европе, которая все же к нам ближе, чем азиатские страны с их благодатным климатом: Китай, Ява и Индия, где одна десятина риса может пропитать более десятка людей. При нашем климате не то что на девяти десятых страны, но на девяносто девяти сотых существующих природных земель нельзя и думать идти дальше того, до чего добралась Западная Европа, т. е. до того, что одна засеянная десятина может пропитывать в целом (с плодопеременностью [севооборотом. — Ред.], травосеянием т. п.) примерно 3 жителей.